Густав Даниловский - На острове

Закат угас. Ночь покрывала море.
У ног оно кипело, как вулкан.
Мысль разрывалась от тоски и горя
И сердце – от жестокой боли ран.
Слабели силы в необъятной муке —
И я упал, как труп, на лоно скал
И в ужасе мучений умирал.
Но сон сошел и положил он руки
На грудь мою, и далеко ушла
Больная скорбь встревоженного духа.

Мне снилось: землю покрывает мгла…
Ужасный крик доносится до слуха,
И я во сне почуял ужас вновь:
Томительные черные кошмары
В суровой тьме свои рождали чары
И страшно леденили в сердце кровь.

Я увидал толпу людей несчастных,
Больных и слабых. Стонов их ужасных
Звук разносился, точно моря рев.
Громада шла. Пот лил с неё ручьями.
Пред ней шла боль кровавыми путями.
Печален был страдальцев легион:
Тела их рвал на части бич неволи,
Сомнение несло им муки боли,
Насилие в груди давило стон.

А средь людской бесчисленной громады
Кровавый пир свершали духи зла:
В безумии впивались в их тела,
Их кровь сосали, точно злые гады.

И увидал я ту, что их гнала…
Вливая в раны изнуренных яды,
Она вела их, как толпу зверей,
И грозно им кричала: «Ну, скорей!
Я – Нищета. Я вам повелеваю!
Ваш царь, ваш Бог, ваш всемогущий Пан!»

«Могуществом своим я убиваю
Людей за непокорность. С болью ран
Я им дарю могилы вечный холод,
Но раньше шлю на них суровый Голод;
Он внутренности их опустошит,
И мозг костей сожрет без сожаленья,
И в жилах кровь до капли иссушит!»

«Удел покорных моему веленью
Жесток не будет! В мраке и в пыли,
День ото дня слабея и бледнея,
Они сойдут в могилу… Ну, скорее!
Или сотру я вас с лица земли!
Я – Нищета! Я вам повелеваю!
Ваш царь, ваш Бог, ваш всемогущий Пан!»

«Покорным я щедроты расточаю:
На ужин черный хлеб им будет дан,
На плечи их – отрепье и для гроба
Клочок земли!
Но смерть бунтовщикам!
Повсюду их моя настигнет злоба!
Я – Нищета приказываю вам:
Вперед, вперед! Я вам повелеваю!
Ваш царь, ваш Бог, ваш всемогущий Пан!»

Вослед за нею шел ужасный стан
Ея родных: Болезни с мрачным Мором
И Тьма, и тощий Голод, лютый враг
Живущего, – ревели диким хором.
И злая Тьма толпе кричала так:

«Убейте мысли, мысли умертвите,
Или навек лишу я вас ума.
Огонь сердец своих вы загасите,
Скорей! скорей! Я страшный князь ваш Тьма!»

«Да, мысль – наш враг!» шептал ей Голод злобно:
«Когда она рождается в уме
И тлеет, искре маленькой подобно,
Туши ее, гаси в мертвящей тьме.
Когда же свет все тени уничтожит —
Предай болезни страшной ты народ…
А если это средство не поможет —
Ты кликни Мор, меня и весь мой род!»

«Ты знаешь, я силен. Как сон могилы,
Проникну в них, возьму их жизнь и силы,
Не оторву от тел их бледных губ,
Все буду кровь сосать со злобой жадной,
Пока в добычу смерти беспощадной
Останется холодный, синий труп!»

«Бездушный труп, лишенный чувств, свободный,
В глубокой мгле останется один!
Так задушу я мысль, «я злой, голодный,
Могучий пан, я – Голод, царский сын!»

И вся толпа злых демонов завыла:
«Да, эти люди наши! Их светило
Потушено! Скорей от света прочь
Мы поведем их в пасмурную ночь
С неволею и страхом леденящим!»

Вдруг грянул гром, ужасен и могуч,
И молния своим мечом блестящим
Разсекла плащ суровых, хмурых туч.

И силы мрака дрогнули толпой…
В тревоге тайной вся их рать застыла.

И тишина повисла над землей.
Свой путь прервали вечные светила,
И молния огнистой полосой
Стояла в небе и горела светом,
Разорванными тучами одетым,
И месяц, точно рыцарь золотой,
Держащий стражу полночи глухой,
Остался в тишине необычайной.

Мир ожидал чудес великой тайны.

Оттуда, где терялся полосой,
Ведущей к неизвестному чертогу,
Путь Млечный, схожий с чистою росой,
Где, потеряв обычную дорогу,
Лишь изредка комета пролетит
И след её волос огнем горит, —
Оттуда духи выплыли толпою
И близились огнистою рекою.

Летела Мысль всех ближе в вышине,
Прекрасная, с лицом богинь Эллады;
Пытливостью её горели взгляды
И чудно отражали в глубине
Уверенность в могуществе и силе,
Стремленье вечный разрешить вопрос…
Разсеянным клубам туманной пыли,
От века представляющей хаос,
Она дала иные очертанья
И мерный путь. Порядок мировой
Явился в царство нового созданья
И гордо поднял вечный скипетр свой.