Джон Голсуорси - Современная комедия

– О, прекрасно – изредка хандрит. У нас вчера был званый обед.

Годовщина свадьбы! Реализм Форсайтов заставил его пристально заглянуть в глаза Флер.

Опуская руку в карман пальто, он сказал:

– Я нес тебе подарок.

Флер увидела что-то плоское, завернутое в розовую папиросную бумагу.

– Дорогой мой, а что это?

Сомс снова спрятал пакетик в карман.

– После посмотрим. Кто-нибудь у тебя завтракает?

– Только Барт.

– Старый Монт? О господи!

– Разве тебе не нравится Барт, милый?

– Нравится? У меня с ним нет ничего общего.

– Я думала, что вы как будто сходитесь в политических вопросах.

– Он реакционер, – сказал Сомс.

– А ты кто, дорогой?

– Я? А зачем мне быть кем-нибудь?

И в этих словах сказалась вся его политическая программа: не вмешиваться ни во что; чем старше он становился, тем больше считал, что это единственно правильная позиция для каждого здравомыслящего человека.

– А как мама?

– Прекрасно выглядит. Я ее совершенно не вижу – у нее гостит ее мамаша, она целыми днями в бегах.

Сомс никогда не называл мадам Ламот бабушкой Флер – чем меньше его дочь будет иметь дел со своей французской родней, тем лучше.

– Ах! – воскликнула Флер. – Вот Тинг и кошка!

Тинг-а-Линг, вышедший на прогулку, рвался на поводке из рук горничной и отчаянно фыркал, пытаясь влезть на решетку, где сидела черная кошка, вся ощерившись, сверкая глазами.

– Дайте мне его, Элен. Иди к маме, милый.

И Тинг-а-Линг пошел: вырваться все равно было нельзя, – но все время оборачивался, фыркая и скаля зубы.

– Люблю, когда он такой естественный, – сказала Флер.

– Выброшенные деньги – такая собака, – заметил Сомс. – Тебе надо было купить бульдога – пусть бы спал в холле. Нет конца грабежам. У тети украли дверной молоток.

– Я бы не рассталась с Тингом и за сто молотков.

– В один прекрасный день у тебя и его украдут – эта порода в моде!

Флер открыла дверь.

– Ой, Барт уже пришел!

Блестящий цилиндр красовался на мраморном ларе, подаренном Сомсом и предназначенном для хранения верхнего платья, на страх моли.

Поставив свой цилиндр рядом с тем, Сомс посмотрел на них. Они были до смешного одинаковые – высокие, блестящие, с той же маркой внутри. Сомс опять стал носить цилиндр после провала всеобщей стачки и забастовки горняков 1921 года, инстинктивно почувствовав, что революция на довольно значительное время отсрочена.

– Так вот, – сказал он, вынимая розовый пакетик из кармана, – не знаю, понравится ли тебе, посмотри!

Это был причудливо выточенный, причудливо переливающийся кусочек опала в оправе из крохотных бриллиантов.

– О, какая прелесть! – обрадовалась Флер.

– Венера, выходящая из морской пены, или что-то в этом духе, – проворчал Сомс. – Редкость. Нужно ее смотреть при сильном освещении.

– Но она очаровательна. Я сейчас же ее надену.

Венера! Если бы папа только знал! Она обвила его шею руками, чтобы скрыть смущение. Сомс с обычной сдержанностью позволил ей потереться щекой о его гладко выбритое лицо. Зачем излишние проявления любви, когда они оба и так знают, что его чувство вдвое сильнее чувства Флер?

– Ну, надень, – сказал он, – посмотрим.

Флер приколола опал у ворота, глядя на себя в старинное, в лакированной раме зеркало.

– Изумительно! Спасибо тебе, дорогой. Да, твой галстук в порядке. Мне нравятся эти белые полосочки. Ты всегда носи его к черному. Ну, пойдем! – И она потянула его за собой в китайскую комнату. Там никого не было. – Барт, наверно, наверху у Майкла – обсуждает свою новую книгу.

– В его годы – писать! – удивился Сомс.

– Миленький, да он на год моложе тебя!

– Но я-то не пишу. Не так глуп. Ну а у тебя завелись еще какие-нибудь эдакие новомодные знакомые?

– Только один. Гордон Минхо, писатель.

– Тоже из новых?

– Что ты, милый! Неужели ты не слышал о Гордоне Минхо? Он стар как мир.

– Все они для меня одинаковы, – проворчал Сомс. – Он на хорошем счету?

– Да, я думаю, что его годовой доход побольше твоего. Он почти классик – ему для этого остается только умереть.

– Надо будет достать какую-нибудь из его книг и почитать. Как ты его назвала?

– Ты достань «Рыбы и рыбки» Гордона Минхо. Запомнишь, правда? А-а, вот и они! Майкл, посмотри, что папа мне подарил.

Взяв его руку, она приложила ее к опалу на своей шее. «Пусть они оба видят, в каких мы хороших отношениях», – подумала она. Хотя отец и не видел ее с Уилфридом в галерее, но совесть ей подсказывала: «Укрепляй свою репутацию – неизвестно, какая поддержка понадобится тебе в будущем».