Тове Дитлевсен - Лица

В замочную скважину вставили ключ – звук донесся до нее словно сквозь толстые слои шерстяных одеял. Герт. Она услышала шаги в гостиной и подумала, что он идет в кухню за пивом или в комнату горничной, к Гитте. Дверь неожиданно отворилась – он стоял на пороге ее комнаты.

– Не спишь? – неуверенно спросил он.

– Нет.

Она приподнялась на локтях и уставилась на его ботинки. Приближаясь, те увеличивались невыносимо, словно в абсурдистской пьесе, где грибы пробивались из-под половицы и постоянная попытка избавиться от них становилась единственной целью в жизни. Он подошел ближе. В панике она подумала, что это слишком – состоять в браке сразу с целым человеком.

Она пробудила те немногие слова, что еще оставались между ними; скованные и неловкие, они потягивались на ее губах, словно только что поднятые с постели дети.

– Присаживайся, – произнесла она. – Что-то случилось?

Он сел на стул по другую сторону ночного столика. Свет лампы упал на его руки, которые он нервно ломал. Лицо скрывалось в темноте, но она разыскала его в памяти – утонченное и изможденное, с мелкими правильными чертами.

– Да, – ответил он. – Грете покончила с собой.

Она ощутила на себе его взгляд и отвернулась к стене. Сердце бешено колотилось. Что положено чувствовать и говорить, когда любовница мужа свела счеты с жизнью? Подобное случилось впервые. Она привыкла использовать по отношению к нему старые изношенные чувства – так ориентируются незрячие, вызывая в памяти далекие уже образы из тех времен, когда они могли видеть. Этому чувству принадлежали определенные слова и интонации, и казалось опасным выходить из столь знакомой зоны, точно пробираясь по минному полю.

– Мне очень жаль, – с дурацкой вежливостью выдавила она, – но разве ты ее не бросил? Вроде бы ты об этом говорил.

Неожиданно зеленые шторы стали выглядеть так, будто их сшили из гофрированной бумаги. Должно быть, всему виной снотворное. Она знала, что таблетки притупляют восприятие.

Он подвинул лампу, чтобы дотянуться до сигарет. Теперь свет падал Герту на лицо, но она избегала встречаться с ним взглядом.

– Да, – устало ответил он. – Она без предупреждения не явилась на работу. Все знали, что у меня есть ключи от ее квартиры, – возможно, она сама рассказала. Йосефсен попросила меня сходить и посмотреть, что там стряслось. Она лежала на кровати с пустым стаканом в руке. Я испугался. Это, конечно, не повлияет на мое положение на работе – но какой позор! На меня пялились, будто я сам ее убил.

С дрожью в руках он прикурил.

– С самого начала знал, что связываться с секретаршами – дурная затея. Да еще и такого возраста. Рискованно проявлять хоть какое-то сочувствие к незамужним женщинам за тридцать пять.

– Мне сорок, – заметила она непроизвольно. И сразу пожалела. Это было частью их изнурительной игры: она никогда не придавала себе хоть какого-то значения. Под его взглядом она почувствовала себя словно в свете раскалившихся прожекторов.

– Это совсем другое, – раздраженно ответил он. – Тебя сложно всерьез воспринимать как человека. Всё равно что твой бывший попал бы в журнал, в десятку самых модных мужчин. Даже ты решила бы, что это смехотворно.

– Герт, – произнесла она с нежностью в голосе, маскирующей отсутствие любви. – Совсем необязательно, что она сделала это из-за тебя. Надя говорила, что у некоторых людей низкий суицидальный порог. Однажды она рассказала мне о девушке, покончившей с собой из-за пропажи велосипеда.

– Я это отлично понимаю, – сказал он, – и не пытаюсь переоценить свою значимость. Но к своей работе я отношусь серьезно, а подобного рода вещи мешают.

Впервые за разговор она посмотрела ему в лицо. Что-то с ним было не так. Все его черты отличались друг от друга, словно мебель из череды браков. Под глазами набрякли небольшие мешки, словно он носил в них горькие воспоминания о неудавшейся жизни. На мгновение она ощутила внутри промельк жалости – так свет маяка скользит по далеким волнам. Ее взгляд остановился на его ушах, больших, поросших волосами, словно у животного. Нет, что-то здесь не так. Она закрыла глаза и опустилась на подушку.

– Через пару дней об этом забудут, – сказала она. – Иди к себе, Герт, мне нужно поспать.

– Извини, – ответил он оскорбленно, – я едва не забыл, что твое время бесценно.

Он нарочито шумно поднялся и вышел из комнаты, не пожелав спокойной ночи.

Она выключила свет, но темнота не принесла утешения. Что он имеет в виду, говоря о бесценности ее времени? Решил, что ей осталось жить недолго?