Владимир Слепян. Москва,
Трубная, 25. Около 1933
Владимир Слепян с папой Львом Владимировичем. Хельсинки, 1934
[Из воспоминаний Натальи Слепян, сестры Владимира Слепяна: ] В Минздраве [родственница] получила направление на Урал, кажется, в Свердловск. Она уговорила маму, что для всех будет лучше, если она возьмёт и Володю. Маме эвакуироваться было не с кем: она нигде не работала. Очень быстро [родственница] поняла, что с 4-мя детьми она не справляется, отдала Володю в детдом, откуда он и бежал. После скитаний попал в колхоз, где его приютили. И вдруг в один прекрасный день прочёл в газете, что его ищут через Всесоюзный розыск. Испугавшись, что снова вернут в детдом, сбежал из колхоза и начал добираться домой. Несколько раз попадал в милицию (отлавливали бездомников), сбегал и оттуда. И однажды на каком-то вокзале залез в поезд, идущий в противоположную сторону, и оказался в Сибири… Обратно брат добирался около полутора лет. Самым тяжёлым был участок на подъезде к Москве. В те времена в Москву пропускали только по особому разрешению. Тут Володе помог офицер, ехавший в Москву. Когда появлялся контролёр, офицер прикрывал Володю, залезшего под лавку, ногами и полами своей шинели. Так и довез его до Москвы. День его возвращения хорошо помню.
Наталья Слепян, 2,5 года, и Владимир Слепян, 10 лет. Лето 1940
Владимир Слепян в Московской средней художественной школе (крайний слева в первом ряду на обеих фотографиях). Около 1947–1949
Это, может быть, весна 43-го. После обеда, сумерки, я гуляю одна, детей нет. У меня совок или небольшая лопатка. Сплошные лужи. По асфальтовой дорожке, проходящей вдоль трёх подъездов нашего корпуса, идёт сосед Виктор Сорокин, сын профессора Сорокина, арестованного в одну ночь с моим отцом. Он ведёт за руку мальчишку, одетого в женские нижние голубые штаны с резинкой под коленом и тёмную полосатую кофту, трудно понять мужскую или женскую. Сорокин спрашивает меня, дома ли мама и, почти не отрываясь от строительства, я говорю: да. И тут же принимаюсь за работу дальше. И в этот момент я соображаю, что мальчишка, которого вёл Сорокин, мой брат. Я бросаю свою стройку и бегу домой.
В последующие дни, когда немногочисленные не эвакуировавшиеся соседи приходят к нам послушать рассказ Володи, я сижу у него на коленях, обняв за шею, и реву. Когда меня спрашивают плачу ли я от того, что мне жалко Володю, я отвечаю: «Нет, мне просто страшно».
Таким образом, все детские годы Владимира Слепяна заполнены передвижением – сначала лёгким и благополучным, «райским», затем – опасным, инфернальным. Московская квартира на Трубной, в войну превращённая в коммунальную, – точка пересечения этих пространств.
[Из воспоминаний Натальи Слепян: ] Квартира № 37 в доме 25 на Трубной улице была куплена родителями. Это был кооперативный дом, и жильцы там были соответственно выше стандартного уровня. 37-й год хорошо прошёлся по дому: почти не было квартиры, где бы кто-то не был арестован. Дом, в каком году не знаю, перестал быть кооперативным. Произошло это до ареста отца.
В квартире были три комнаты, коридор-прихожая, кухня, ванная и два балкона. Один балкон из кухни, второй – из одной из комнат. После ареста папы у нас осталось две комнаты. Одна, самая маленькая в квартире, с балконом и вторая, побольше. Между этими, нашими комнатами, была самая большая комната, в которой появились соседи.
Слепян учится сначала в средней, затем – в художественной школе. После окончания школы его влечёт математика – попробовав учиться в Москве, он переезжает в Ленинград, знакомится со скандальным (последователь Кончаловского!) Олегом Целковым, бросает математику, берет натюрморты Целкова и привозит их в Москву, устраивая просмотры в своей комнате в квартире на Трубной.
Вверху – Владимир Слепян. Ленинград, 1955
Читать дальше