Вальтер Сернер - Последняя расхлябанность. Манифест дада и тридцать три уголовных рассказа

39°с тех пор, как я знаю о существовании графологов, стал ли я в этом отношении увереннее, чем тогда, когда не особо доверял перилам мостков… Воздействие письма на мелкого проныру: детское, смешное; на крупного: идиотское, гротескное. (Достопочтенный) почерк – самый неточный знак, какой только можно дать о себе. (А поскольку более точного нет вообще, то… ну!)… С примитивными заключениями (Барбара), которые она допускает, ничего не получить (всё лишь варваризмы!): почерки детской руки – самые опасные. А что касается более продвинутых заключений (фантасмагорических, как венские художественные мастерские): окольным путём попадаешься на собственные лестные внушения. Попадаешься. Всякий (э!) почерк для того, кому он о чём-то говорит, – удавшаяся мистификация… В конце попадаешься постоянно. Постоянно. Попадаешься.

40°И всё ещё встречаются (кр-р-р-р!) – головы, которым не самое худшее мнение со-головы – уже хорошо в самый раз. Дилетанты! Мои мнения – всегда самые худшие, а по существу вовсе никакие. Поэтому мне всё так осточертело… Каждый, каждый, каждый – оглушительно пуст! Зачем набивать эту пустоту каким-то мнением, вы, пульверизаторы наполнения? Они горланят, что обладают полнотой, когда нальются. А это не полнота, а наполнение, всего лишь! Конечно: хамелеоны (тёмные дельцы) – самые передние из задних лестниц; но: всё же вы пустые, такие пустые, уж какие вы есть! Кроме того, это и гораздо приятнее: всё становится легче, расхлябанней, в первую очередь сам господин… Кто ещё не знает: чем легче, чем расхлябаннее человек, тем он откровеннее; поскольку он ещё не придумал себе ничего прочного, его легко заполнить. Но, мерзавцы, наступит минута (хотя бы), когда коленки под ним подломятся. Разрывная сила этого тибетского хохота: показушник, размазня, междусобоечник, вам лучше знать, кто вы такие, ваша шкура лопнет. И гляди-ка, она была надута… Поэтому всё это мне давно осточертело!

41°«Я вас вижу насквозь!» – С этого мгновения моё недоверие исчезло: мальчик мне наскучил… Ах, какое, однако, благодеяние для тех, кто уже разучился считать простые беседы угрожающими, – плохо прополотый пижон! (Особенно если он, к тому же, ласкает при этом свои лаковые башмаки.) Является ли утешением знать, что всё ещё есть бесполезные члены общества? Нет. Несмотря ни на что. Ибо и у них бывают томные глаза. И они живут между мягкой, как масло, эротикой и мозговой жвачкой настолько бессмысленно, что самая захудалая демонистка с ума сойдёт от своего содержания. (Вот в чём преступление!) О, а неприятность так живительна! А посему цени этого пижона и лелей, и сбивай с толку всякую позицию до тех пор, пока уцелевшую – ту, что живёт блаженной уверенностью, что она вообще не позиция, – больше нельзя будет сбить с толку. Тем не менее, помни фразу Наполеона, сказанную им, когда ему дали перечитать его египетскую прокламацию («Как это похоже на крики рыночных зазывал!» – собственные слова этого превосходного человека), не как духовное убежище, может быть, поскольку лишь тогда тебе выпадет на долю хоть какая-то отчётливая ориентация, когда тебе удастся вступить в разговор с собственной простатой. А до тех пор остаётся единственно истинно достойное человека положение – образно, но постоянно лежать на своей самой комической части тела и, благодаря этой позиции – напротив расположенного сверху звёздного неба, – казаться глубоко потрясённым.

42°не есть ли намёк (рассматриваемый дефинитивно) коварно выдвигаемое подозрение, которое подло (однако безвозвратно часто) делает тебя беззащитным; разве что… Не обращать внимания – тогда прослывёшь глупцом или подтвердишь этот намёк именно тем, что игнорируешь его; если обратишь на него внимание, всё равно прослывёшь глупцом, потому что подтвердишь его тем, что обратил на него внимание. Или как раз поэтому получишь его с улыбкой назад, поскольку ведь нет никакого намёка, а просто ты обладаешь слишком уж чутким слухом… Разве что ты тут же обвинишь намекающего в предосудительной связи с горячим куском говяжьего филе. Сказочный успех.

43°А-а-а-а как же любовь? Сентиментальный (сосуд плодово-ягодного сусла) сделает из гуся лебедя. (Это и есть любовь.) И это при том, что он отчётливо воспринимает лишь себя. Другой (созерцатель) обретает (разве ты не видел?) – мысль и пишет её своей Иде… Эротика? Сексуальный эрзац. Инстинкт горячий, а колено холодное. Мозг себя жалеет и устраивает усталым нервам представления. Лучшего театра и не надо… Охранители духа, которые грассируют сейчас в Средней Европе на трубе стиля, тяжело гудят, что, мол, они покончили со своей эротикой самое позднее к тридцати годам. И что в остатке? Дух, что ли, а? Мерзавцы! Но вы только посмотрите на их дам!.. Мимикрия… И те, что с лучистым взглядом, добиваются его лишь тем, что мобилизуют всё своё терпение, чтобы отнять у него (хоп-п-п!) – глубину. Правда, каждая женщина так и так посме-е-еивается над тем образом (мимикристом), который на ней женился; но и та, что обрела лучистый взгляд в постели, при случае не без позора бегает одна: «Но это же не имеет значения, как часто мужчина…» (Мадам краснеет!) «…так и мой муж говорит, да». Только он и говорит это, моя бедняжка; поскольку ни одна женщина не говорит то, что думает, а говорит то, что взбредёт ей в голову, а в голову ей взбредает от её мужа (что-что?)… До чего же всё-таки легко убедить женщину (хм) в том, что сексуальность – единственное, что надёжно! И до чего же трудно заставить её презирать сексуальность! То, что это всё-таки происходит и в наши дни: самцы вынуждены раздобывать себе что-то духовное, чтобы скоротать время (которое просто приводит в отчаяние!)… Мало что бывает занятнее, чем эта пустая болтовня (труба стиля), которая призвана сделать Лео желаннее для мадам. Но это удаётся лишь так себе. Спится с селезнем-думателем не лучше, чем с обычным.