Арчибальд Кронин - Испанский садовник. Древо Иуды

В такие периоды, Галеви, когда душа погружена в глубокое уныние, я вдвойне благодарен Богу за Николаса. Из того, чем я под защитой профессиональной тайны с Вами делился, Вы знаете, что за свой несчастливый брак я был вознагражден нежной, чистой, безграничной любовью сына. Если я буду свободен и смогу посвятить себя литературе – разве не скажется это благотворно на хрупком здоровье моего ребенка? Мы бы смогли чаще бывать на курортах, подлечить его нервный диатез. Да и моей нервной системе это пошло бы на пользу. Я смог бы полностью посвятить себя сыну, ограждать его от дурных влияний в трудные годы полового созревания… Да, охранять и защищать мой нежный распускающийся цветок.

Принять такое решение я могу, только посоветовавшись с Вами, мой дорогой доктор. Умоляю Вас выполнить обещание посетить Каса Бреза. Вы собирались приехать в июне. Я прошу Вас приехать сейчас или хотя бы в ближайшие пару недель. Вы будете приняты по-королевски. Не расценивайте это как обычный срочный случай в Вашей практике. В клинике Вас может заменить любой из Ваших коллег. Не подведите меня.

Уже почти полночь. Я должен немного поспать, даже если придется принять четыре таблетки из тех, что Вы мне дали и которые, увы, уже почти не действуют. Того, что я написал, достаточно, чтобы уверить Вас в серьезности ситуации. Повторяю: не подведите меня. Жду от Вас ответа в ближайшие дни. А я тем временем успокоюсь, залижу раны, как говорится, и сияющая улыбка Николаса поможет мне прийти в себя.

Ваш преданный и страждущий друг,

Консул подпер голову растопыренными пальцами и сидел не шевелясь, не считая подергиваний лицевого нерва. В груди мучительно набухало знакомое чувство жалости к себе. И все-таки письмо принесло ему некоторое облегчение – слабый отголосок того чувства очищения, которое он испытывал после катартических сеансов в кабинете профессора Галеви. Он вздохнул, подбородок начал подниматься, постепенно возвращая лицу консула волевое выражение. Неспешно поднявшись, он вышел из номера и опустил письмо в почтовую щель рядом с лифтом.

Час спустя под действием таблеток он спал глубоким сном.

Прибрежный поезд был точен, как никогда. Без четверти восемь утра Харрингтон Брэнд прибыл в Сан-Хорхе и на платформе увидел ожидавшего его Гарсиа.

– Вы получили мою телеграмму, – отметил он, отдавая чемодан и направляясь к машине.

– Да, сеньор. Но почему вы не позволили мне привезти вас из Барселоны? Ради вашего удобства я мог бы за ночь доехать.

Несмотря на мрачное настроение, консулу была приятна эта забота – поистине исключительный парень его дворецкий! Брэнд не часто бывал снисходителен к своим слугам, но, когда Гарсиа укутывал пледом его колени, он ответил:

– Вы хорошо мне служите, Гарсиа, и этим заслуживаете моего взаимного расположения.

Влажные от утренней росы улицы были довольно пустыми, и дорогу до виллы машина преодолела за пять минут. Радуясь возвращению домой и чувствуя, как ослабевает стеснение в груди, Брэнд направился к входной двери. Втайне он надеялся, что Николас встретит его в патио, хотя это и было бы посягательством на им же самим установленные для мальчика правила. Степенно, но все же быстрее обычного он пересек холл и поднялся по лестнице вместе с Гарсиа, несущим за ним чемодан. Сначала он вошел в свою комнату, снял дорожное пальто и вымыл руки, затем с усиливающимся нетерпением открыл дверь, ведущую в спальню сына, и замер в недоумении, улыбка сползла с его лица. Где Николас? Может, он спрятался, чтобы подшутить над отцом? Нет. Постель не тронута. Комната была совершенно пуста.

Консул встревоженно обернулся:

– Гарсиа! Гарсиа! Где мой сын?

Осторожно опустив на пол чемодан, дворецкий выпрямился и бесстрастно уставился в одну точку над головой хозяина.

– Ваш сын, сеньор? Сожалею, но… Его здесь нет.

– Что?!

– Да, сеньор… – Дворецкий говорил медленно, будто тщательно подбирал слова, слетавшие с его губ. – Вчера после обеда… Мы с Магдалиной не успели его остановить… Он ушел.

Оцепенение, овладевшее Брэндом в первое мгновение, быстро переросло в тревогу.

– Куда он пошел? И с кем?

– Я точно не знаю, куда он пошел, сеньор… В город, наверное. – Гарсиа помолчал, в его глазах мерцали язычки тьмы, затем почти неслышно произнес: – Он ушел с Хосе.

– Хосе! – сквозь зубы произнес консул ненавистное имя.

– Он самый, сеньор. Они ушли, смеясь и разговаривая… И держались за руки. – Затем, напустив на себя уверенный вид, Гарсиа добавил: – Не волнуйтесь, сеньор. Они сегодня вернутся, вот увидите. Они провели вместе только одну ночь.