Пелам Вудхаус - Сердце обалдуя

Джордж Парслоу улыбнулся. Теперь, думал он, он сделает удар из ударов. С бесконечной осторожностью занес он клюшку…

– Интересно… – произнес звонкий девичий голос. Парслоу застыл на месте. Клюшка опустилась. Мяч откатился в густую траву.

– Простите? – сказал Парслоу.

– Это вы простите! – сказала Барбара. – Я вам помешала.

– Да, немного. Самую чуточку. Но вам что-то интересно. Что именно?

– Мне интересно, – отвечала она, – почему клюшка называется клюшкой.

Парслоу судорожно сглотнул раза два. Кроме того, он заморгал.

– Боюсь, прямо так и не скажешь, – ответил он, – но я посмотрю в энциклопедии при малейшей возможности.

– Спасибо вам большое!

– Не за что. Рад служить. Если вы соберетесь спросить, почему газон называется газоном, я отвечу: «Потому что на нем растет трава».

Говоря это, Парслоу искал глазами мяч и нашел его в кусте, который я, не будучи ботаником, назвать не смогу. Скажу лишь, что он был плотен, как шар, и исключительно цепко охватил клюшку. Тем самым первого удара не было, от второго мяч сдвинулся, от третьего – еще немного. Вложив все силы в четвертый, Джордж не добился ничего. Пятый пришелся в нескольких дюймах от Фердинандова мяча. Он поднял его и отбросил в заросли, словно что-то ядовитое.

– Победа ваша, – проговорил Джордж.

Фердинанд сидел у сверкающего моря. Он убежал сразу после этих горьких слов. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями.

Они были разные. Сперва он обрадовался победе, потом припомнил, что она ему не нужна, поскольку Барбара любит другого.

– Мистер Диббл! – услышал он.

Он поднял голову. Она стояла рядом. Он встал.

– Да?

Они помолчали.

– Солнце красиво играет на воде, – сказала Барбара. Он застонал. Это уж слишком.

– Оставьте меня в покое, – сказал он. – Идите к своему Парслоу. Как-никак вы с ним гуляли у этой самой воды.

– А почему мне с ним не гулять? – осведомилась она.

– Я никогда не говорил, – ответил честный Фердинанд, – что вы не должны гулять с ним. Я просто сказал, что вы с ним гуляли.

– А что такого? Мы старые друзья.

Фердинанд опять застонал:

– Вот именно! Так я и думал. Старые друзья. Наверное, играли вместе в детстве.

– Нет, мы знакомы лет пять. Но он женится на моей подруге.

Фердинанд странно вскрикнул:

– Женится?

– Да. Через месяц.

– Минуточку. – Фердинанд наморщил лоб, поскольку напряженно думал. – Если он женится, он не влюблен в вас.

– Конечно.

– И вы в него не влюблены?

– Ни капельки.

– Тогда, черт побери, как насчет этого?

– Что-что?

– Вы меня любите?

– Да.

– И мы поженимся?

– Конечно.

– Моя дорогая! – закричал Фердинанд.

– Одно меня немного смущает, – задумчиво сказал он, когда они гуляли по благоуханному лугу, под пение птиц, исполнявших свадебный марш.

– Что именно?

– Понимаешь, я открыл тайну гольфа. Ты не добьешься успеха, пока не станешь так несчастен, что тебе на все наплевать. Возьмем подсечку. Если тебе очень плохо, тебе все равно, что с мячом, и ты не поднимешь голову. Горе автоматически исключает слишком сильные удары. Посмотри на чемпионов. Они все мрачные.

– Да, вроде бы.

– Вот видишь!

– Но они почти все шотландцы, – возразила Барбара.

– Не важно. Все равно я прав. А главное, всю дальнейшую жизнь я буду так счастлив, что гандикап у меня останется около тридцати.

Барбара нежно сжала его руку.

– Не горюй, мой дорогой, – сказала она. – Все будет хорошо. Когда мы поженимся, я найду столько способов сердить тебя, что ты выиграешь любительский чемпионат.

– Найдешь? – переспросил он. – Правда?

– Еще бы!

– Ты ангел, – сказал он и обнял ее двумя руками, как обнимают клюшку.

© Перевод. А. Притыкина, Д. Притыкин, 2012.

Летний день клонился к закату. Длинные тени каштанов уже ложились на террасу гольф-клуба, а пчелы, задержавшиеся к этому часу на цветочных клумбах, походили на усталых бизнесменов, готовых, наконец, отложить работу и отправиться в ресторан, а после в театр. Старейшина клуба приподнялся в своем любимом кресле, посмотрел на часы и зевнул.

В ту же минуту из-за холма, со стороны восемнадцатой лунки, донеслись пронзительные крики – видимо, подошел к концу какой-то затянувшийся матч. Шум голосов приблизился, и на холме показалась небольшая компания. Возглавляли ее двое – оба невысокие и коренастые. Первый выглядел довольным, второй – расстроенным. Их сопровождали друзья и болельщики, один из которых, улыбающийся молодой человек, зашел на террасу, где сидел старейшина.