Пелам Вудхаус - Время пить коктейли

– Должен букмекеру. Он… э… это…

– Представляю. Букмекеры грубы. Что ж, я тебе помогу.

– Дядя Раймонд!!!

– Но не даром. Следишь ли ты за новинками нашей словесности? Не попадался ли тебе, к примеру, роман «Время пить коктейли»?

– О котором столько пишут?

– Вот именно.

– Пока не читал, но собираюсь. Говорят, крутая штука. Никто не знает, кто это написал.

– Я.

Космо вежливо улыбнулся, но дядя попросил его не скалиться, как слабоумный орангутанг.

– Повторяю, эту книгу написал я.

Как всегда в такие минуты, Космо растерянно потрогал усики.

– Чернильное пятно, – определил их сэр Раймонд. – Оставь их в покое и слушай. Я написал роман «Время пить». Способен твой слабый разум это усвоить?

– Да… да!.. Но…

– В чем дело?

– Э… почему?

– Не важно.

– А, чтоб я треснул!

– Тресну я, если все обнаружится.

– Он такой плохой?

– Он очень хороший. Да, в нем есть смелость, но изъянов – нет. Однако в моем положении романов не пишут. Если репортеры все узнают, моей карьере – конец.

Космо солидно кивнул и сказал:

– Понимаю.

– Так я и думал. Конечно, ты хочешь немедленно продать эти сведения, но это недальновидно. Есть лучший выход. Сообщи, что ты его написал.

– Э?

– Сообщи, что ты написал роман «Время пить».

– Да я в жизни своей не писал!

– Нет, писал. Эту книгу. Даже с твоим умом можно догадаться, что интересы наши совпадают. Тебе – двести фунтов, мне – покой.

– Вы правда их дадите?

– Да. И гонорары.

– Кук! – сказал Космо, и дядя посоветовал ему вспомнить, что он – не кукушка.

– Шум такой, – продолжал он, – что гонорары будут большие. По контракту мне полагается десять процентов, а при таком тарараме разойдется… ну, скажем осторожно, десять тысяч. Я не математик, но получается сотен шесть или семь.

Космо заморгал, словно его ударили в переносицу.

– Семь сотен?

– Может, и больше.

– И все мне?

– Да.

– Кук! – сказал Космо, и дядя его не упрекнул, но продолжил свою речь:

– Вижу, ты готов к сотрудничеству. Очень рад. Процедура проста. Я бы советовал разослать письма во все газеты, которые писали о романе. Опровергни епископа, обвини его в нетерпимости и несправедливости, а потом – раскрой псевдоним. Пойдем, я набросаю.

Набросав письмо, сэр Раймонд вернулся к лорду Икенхему и сообщил, что все в порядке.

[Космо сообщает в газеты, что роман написал он. Со службы его немедленно выгоняют, зато общество и печать – в восторге. Именно здесь Вудхаус вводит в действие Гордона Карлайла, профессионального мошенника, который, против обыкновения, ему не удался. Узнав, что Космо издал бестселлер, Гордон и его жена Герти решают выжать из него долг, а для этого – поехать в усадьбу, где живут миссис Уиздом и ее брат, чтобы шантажировать сэра Раймонда: не заплатит за племянника – откроют его тайну. Для верности они заставляют Космо написать ему письмо.]

Проглядев справочник, Гордон Карлайл узнал, что в три часа двадцать шесть минут есть подходящий поезд, и они с Герти еще успеют зайти в ресторан. Герти обрадовалась. Слишком часто приходилось ей перекусывать на ходу, хотя, как и лорд Икенхем, она любила поесть в свое удовольствие.

Примерно тогда, когда они пили кофе, а Гордон Карлайл закуривал сигару, вышеупомянутый лорд, посетивший с племянником клуб «Трутни», поглядел в окно на клуб «Демосфен» и тяжко вздохнул.

– Бу! – сказал племянник.

– Прости, не понял?

– Хотел тебя напугать. Икота пройдет.

– Меня напугать нелегко, – заметил граф. – Железный Икенхем, вот мое прозвище. Но я не икнул, я вздохнул.

– Почему?

– От горя. Если быть скрупулезным, у меня их три. Во-первых, мне жаль покидать тебя и Лондон. Погуляли бы, посмотрели, тут виды красивые…

– Ничего, ничего.

– Во-вторых – назовем это «горе № 2», – взглянув на тот клуб, я подумал о Бифштексе. Наверное, ты забыл, что прошлым летом, из этого самого окна, я сшиб с него цилиндр?

– А, черт!

– Вижу, ты помнишь. Тогда мне казалось, что он станет лучше, мягче, пощадит свою сестру. Какой же я оптимист!

– Он не щадит сестру?

– Куда там! Дворецкий Пизмарч сообщил, что он обращается с ней, как капитан «Баунти» – с последним матросом. Конечно, понять его я могу. Когда она склонит головку набок и спросит: «Что, дорогой?», ангел разорется, а уж тем более – человек, привыкший к повиновению. Судя по реляциям, бедный Бифштекс на шестой-седьмой раз взвивается над столом, изрыгая пламя. Да, понять я могу, но для давления это плохо, да и для ближних не очень хорошо. Ты знаешь Берта Пизмарча?