Пелам Вудхаус: Время пить коктейли

В наши дни, когда что угодно, от нападения китайского мопса до падения с велосипеда, можно подать не хуже, чем начало мировой войны, такое событие скрыть нельзя. Пресса не подкачала, и у Томкинса воцарилась радость. Американские издатели верят, что, если вести праведную жизнь, книгу твою выбранят в Бостоне; английские предпочитают епископов. У нас нет статистических данных, но сведущие люди полагают, что хороший епископ с достаточно трубным голосом увеличивает тираж на десять – пятнадцать тысяч.

Мистер Прествик, старший партнер, прочитал три газеты в поезде, а по приходе в издательство кинулся к телефону, чтобы типография бросила все и готовила новый тираж. «Время пить», которое чуть не отбросили строители, становилось в главу угла.

Не радовался лишь автор. С тех пор как он прочел газету за утренним чаем, глаза его были тусклы, ум – в смятении.

Теперь он шагал по газону. Тот, кто зашагает по газону усадьбы, оснащенной всем, что может предложить современный комфорт, увидит, взглянув налево, луга, а там и леса, взглянув же направо – парк, озеро и дом, прелестнейший дом в елизаветинском стиле. Если прогулка его придется на понедельник, среду или пятницу, он заметит впереди огород, а в нем – садовника, который отрешенно опирается на лопату.

Но сэр Раймонд всего этого не видел или видел сквозь тусклое стекло. Он думал о будущем. Да, когда он писал, он предчувствовал славу, но все же – не такую. Спасет ли его случайный псевдоним?

Чем-чем, а деликатной нашу прессу не назовешь. Она всюду лезет, все вынюхивает. Ричард Блант выпрыгнул на первые полосы – как не спросить, кто он такой? Ей нужны его портреты с трубкой или с собакой, его суждения о современных девицах или полезной еде. Расспрашивая и разыскивая, она узнает, что никто никогда его не видел, а по адресу, который ей дали, находится табачная лавочка. И вот, моргнуть не успеешь, появятся шапки:

ТАЙНА

или

ПИСАТЕЛЬ-ПРИЗРАК

или, возможно,

ДИК, ОТЗОВИСЬ!

Отсюда до позора – один шаг. Вот ты гуляешь, а репортеры идут по следу. Представив себе, какая заварится каша, юрист содрогнулся, словно плясал танец живота.

Тут он услышал тихий, учтивый голос. Дворецкий всегда обращался к нему тихо и учтиво. Приятно ли, когда в ответ рявкнут: «Не орите, как разносчик!»?

– Прошу прощения, сэр Раймонд, – сказал Альберт Пизмарч.

Автор сенсационного романа стряхнул дурные сны загнанного оленя.

– Э?

– Не зайдете ли вы к madam?

– К кому?

– К вашей сестре, сэр Раймонд. Кажется, ей нехорошо. Проходя мимо ее спальни, я слышал, что она плачет. Точнее говоря, рыдает навзрыд.

Волна жалости к себе захлестнула истерзанную душу. Только Фиби, подумал сэр Раймонд, вздумает рыдать, когда ему нужны буквально все силы. Намереваясь ответить, что ни к какой madam он не пойдет, юрист утешался тем, что уезжает в город и до вечера ее не увидит. И то сказать, если зайдешь, она немедленно спросит: «В чем дело, дорогой?», а когда он ответит: «Ни в чем», повторит: «В чем дело?»

Но любопытство одержало верх. Сэр Раймонд последовал за Пизмарчем в глубины дома, где и увидел, что сестра сидит на постели, прикладывая к глазам что-то жидкое, вероятно – бывший платок.

Если опустить те несомненные факты, что уши у нее не стояли и ходила она на двух ногах, Фиби Уиздом как две капли воды походила на кролика. Сходство увеличивали белая кофточка и покрасневший нос. Когда сэр Раймонд закрыл дверь, она взрыдала так, что он, с испугу, спросил не участливо, а резко:

– Что с тобой?

Порыдав немного, Фиби пробормотала что-то вроде «косы» или «кости».

– Не понял, – сказал брат, стискивая руки, словно герой старомодного романа, и повторяя про себя: «Спокойно, спокойно».

– Косси! – выговорила сестра.

– А, твой сынок! Что с ним такое?

– Он хочет застрелиться.

Это сэру Раймонду понравилось. Плод несчастного брака, заключенного двадцать семь лет назад, был еще хуже своих сверстников. Отец его, Алджернон, какое-то время продавал подержанные машины, потом – чудо-мышеловки и комбинированные карандаши, подвизался он и в кино, но большей частью, как говорится, «искал задачи по плечу». Сын пошел в него. Каждая семья содержит молодого человека, с которым надо что-то делать. Фиби постоянно вопрошала: «Что нам делать с Косси?», а брат ее, тем самым тоном, который хранил для неприятных свидетелей, когда не хотел на них давить, осведомлялся, кого она имеет в виду под «нами».

Недавно он устроил племянника к Бусту и Бруэру (экспорт, импорт) и подозревал, что письмо, которое сестра обратила в мокрую массу, говорит о его увольнении.