Пелам Вудхаус - Полная луна

– А она?! – вскричал он. – Она не играет? Это Иезавель какая-то…

– Не Далила?

– Может, и Далила.

– Скорей всего. Иезавель съели собаки.

– Какая мерзость!

– Да, приятного мало. Больно, прежде всего. Что ж, вы обвиняете мою племянницу. Конкретней?

– Она крутит!

– Не понимаю.

– А почему она обнимается со всякими Фредди?

– Обнимается? С Фредди?

– Да. И целуется. Она плакала, а он ее целовал.

– Когда это было?

– Вчера.

Галли все понял. Он был сметлив.

– До рододендронов, – спросил он, – или после?

– После, – ответил Типтон и тут же раскрыл рот, как морской лев, когда он ожидает новую рыбку. – Ой! Вы думаете, она из-за этого плакала?

– Конечно. Дорогой мой, разве можно позвать девушку к рододендронам и не прийти? Нельзя. Они чувствительны. Я все так и вижу. Не дождавшись вас, она добрела до скамейки и заплакала. Проходивший мимо Фредди увидел ее в слезах и по-братски утешил.

– По-братски? Вы так думаете?

– Ни малейших сомнений. Они знают друг друга всю жизнь.

– Да, – заметил Типтон, – их еще называли голубками.

– Кто вам сказал?

– Лорд Эмсворт.

Галли покачал головой:

– Чтобы сохранить здравый разум в Бландинге, не слушайте Кларенса. Ничего такого не помню.

– Он был с ней обручен.

– Ах, кто из нас не был! Не с ней, вообще. Вы были?

– Был, – признал Типтон. – Раз шесть.

– И они вам безразличны?

– Ну, не совсем… Вот Дорис Джимсон… Да, безразличны.

– То-то и оно. Не беспокойтесь, Фредди любит жену.

Типтон немного ожил:

– Вы так думаете?

– Уверен. Исключительно счастливый брак. Целый день воркуют.

– Бывает же! – сказал Типтон и немного подумал. – А двоюродные братья целуют двоюродных сестер?

– Непрестанно.

– И это ничего не значит?

– Абсолютно. Скажите, мой дорогой, а почему вы ушли от этих рододендронов?

– Долго рассказывать, – отвечал Типтон.

Однако он рассказал. Галли вращался в богемных кругах, где чего только не видят, и знал, как нежны и чувствительны страдальцы, как охотно снимают они напряжение напитком. Да, Фредди был прав. Вести свинью к Типтону Плимсолу никак нельзя.

– Так-так, – сказал он, когда рассказ подошел к концу. – Лицо выглядывало из кустов?

– Не просто выглядывало, – поправил обстоятельный Типтон, – оно ухмылялось. И, кажется, сказало «Эй!».

– Вы дали для этого основания?

– Ну, я хлебнул из фляжки.

– А! Она с вами?

– Она в столе.

Галахад поднял бровь:

– Может быть, мне за ней присмотреть?

Типтон закусил губу. Тонущему нелегко расстаться со спасательным кругом.

– Поверьте, – сказал Галли, – она вам не нужна. Я знаю точно, что Вероника влюблена в вас по уши. Пить совершенно незачем.

– Козявка думает иначе.

– Козявка?

– Такая, с голубыми глазами.

– Она советовала хлопнуть?

– Да.

– Она ошибалась. Хватит лимонного сока.

Типтон еще колебался, когда снизу раздался звон меди. Галли был к этому готов и не шелохнулся; Типтон принял это за трубы Страшного суда. Подпрыгнув вершка на два, он спросил:

– Что такое?

– Забавляется кто-нибудь, – ответил Галахад. – Скорее всего, Фредди, не обращайте внимания. Идите прямо к ней.

– К ней?

– Она пошла к себе.

– Нельзя заходить к девушке без приглашения.

– Вы постучите, она выйдет.

Лень повторять, что самые лучшие замыслы срываются из-за мелочей. Как вы помните, поэт Бернс особо об этом напоминает. История с гонгом послужит неплохой иллюстрацией.

Галахад не учел, что Вероника принадлежит к тому типу девушек, которые, услышав гонг, бегут узнать, кто ударил в него и зачем. Фредди вешал палочку с приятным сознанием выполненного долга, когда заметил огромные и удивленные глаза.

Состоялся такой диалог:

– Фред-ди, это ты?

– Что – я?

– Ударил в гонг.

– В гонг? А, да. Ударил.

– Почему?

– Не знаю. Захотелось.

– А для чего?

Это могло длиться долго, но тут из гостиной вышла леди Гермиона:

– Кто ударил в гонг?

Теперь ответила Вероника:

– Это Фред-ди.

– Ты ударил, Фредди?

– Э… да. Я.

– Почему?

Вероника сообщила, что уже об этом спрашивала.

– Я шла за альбомом, – пояснила она, – а он ударил.

Из-за зеленой гардины в глубине холла появился дворецкий:

– Кто-то бил в гонг, миледи?

– Да. Мистер Фредерик.

– Очень хорошо, миледи.

Бидж удалился. Получилось так, что Фредди ударил в гонг из прихоти. Из чего? Из прихоти. Ну что вы, не видели! Бывает. Захочешь – и ударишь. Знал бы, что будет такой тарарам, не ударял бы. Вероника сказала: «Ну, Фред-ди», леди Гермиона предположила, что в Америке он лишился последнего разума, и тут ей пришло в голову, что надо немедленно сказать горничной, чтобы та сменила лямки на бюстгальтере. Послала она, естественно, дочь.