Пелам Вудхаус - Тысяча благодарностей, Дживс!

Я уже говорил о позиции у застекленной двери как выигрышной для подслушивания. Можно присутствовать при разговоре незримо для его участников, чем я и воспользовался во время беседы Спода с Л. П. Ранклом. Голоса обоих звучали громко и отчетливо, и никто из них не догадывался, что Бертрам Вустер находится неподалеку и все слышит.

Мне повезло, что у Мак-Коркадейл был такой мощный голос, ведь в случае необходимости я вряд ли мог бы войти и переспросить ее, ну, а уж тетя Далия, само собой, говорила так зычно, что скажет в Гайд-парке – на Пиккадилли-сёркес слышно. Я часто думаю о том, что до глухого аспида [23], про которого я читал, чтобы выиграть конкурс на лучшее знание библейских текстов, прекрасно дошли бы слова заклинателя, если бы им была моя пожилая родственница. Словом, я мог и дальше стоять, привалившись к стене, в полной уверенности, что не пропущу ни единого звука из реплик главных действующих лиц.

Разговор начался с пожелания друг другу доброго утра и фразы тети Далии, соответствующей общепринятому выражению «Какого черта?», после чего Мак-Коркадейл, как будто поняв, что от нее ждут объяснений, сказала, что пришла к мистеру Уиншипу по очень важному делу.

– Есть у меня шансы его видеть?

Тут прародительнице представилась возможность позлить гостью, с блеском ответив, что, мол, у вашей кандидатуры вообще нет никаких шансов, но она не воспользовалась ею, а просто сказала: «Нет, его нет дома»; и Мак-Коркадейл выразила сожаление.

– Я предпочла бы побеседовать с ним лично, но, как я понимаю, он ваш гость, поэтому я могу сказать вам, а уж вы передадите ему.

Ее рассуждение показалось мне здравым, и, помню, я подумал, что этим адвокатам не откажешь в умении выражать свои мысли, но оно, кажется, рассердило пожилую родственницу.

– Извините, но я не вполне понимаю вас, – сказала она, и это означало, что она начинает выходить из себя, потому что в спокойном состоянии она сказала бы: «Простите, не соображу, о чем вы».

– Позвольте я все объясню. Буквально в двух словах. Только что мне нанес визит скверный скользкий слизняк.

Я с достоинством выпрямился. Этого все равно никто не мог видеть, но такая реакция показалась мне уместной. Одно дело – справедливо критиковать человека, и совсем другое – оскорблять его. Ничто в наших отношениях, по-моему, не давало ей повода так отзываться обо мне. Мои взгляды на адвокатов и их умение выражать свои мысли резко переменились.

Не могу сказать наверняка, но думаю, что тетя Далия взбеленилась, потому что теперь ее слова были как из морозилки.

– Вы имеете в виду моего племянника Бертрама Вустера?

Мак-Коркадейл постаралась сгладить то неприятное впечатление, которое произвела на меня ее предыдущая реплика. Она сказала, что ее посетитель не назвал своего имени, но она уверена, что он не может быть племянником миссис Траверс.

– Он не был похож на джентльмена, – сказала она, и со свойственной мне живостью ума я сразу догадался, что она имеет в виду Бингли, который был допущен к ее особе сразу после моего ухода. Я мог бы подписаться под теми нелестными эпитетами, которыми она наградила Бингли. И слизняком она обозвала его метко. Снова я подумал, что адвокатам не откажешь в умении выражать свои мысли.

Старая прародительница теперь тоже казалась настроенной… что это за слово – начинается с «п» и означает «менее воинственно»? Пацифистски – вот. Предположение, что она не может иметь племянника, не похожего на джентльмена, вы звало у нее прилив пацифизма. Не то чтобы она уже была готова пригласить мамашу Мак-Коркадейл на длительную прогулку, но ее тон стал заметно дружелюбнее.

– Почему вы называете его слизняком? – спросила она, и Мак-Коркадейл ответила:

– Потому что я люблю называть вещи своими именами. Это слово наиболее точно передает его сущность. Он сделал мне неприличное предложение.

– Что? – спросила тетя Далия довольно бестактно.

Я сам был удивлен не меньше. Трудно было представить мужчину, столь жадного до любовных побед, чтобы делать неприличные предложения миссис Мак-Коркадейл. Я не предполагал, что Бингли способен на такое. Он никогда мне не нравился, но я не мог, хотя бы до некоторой степени, не восхититься его отчаянной храбростью. Вот они, наши скромные герои, подумал я.

– Вы шутите, – сказала пожилая родственница.

Мак-Коркадейл тут же парировала:

– И не думаю. Я рассказываю вам все, как было. Я сидела в гостиной и перечитывала речь, которую написала для завтрашних дебатов, и тут явился этот человек и оторвал меня от работы. Я, естественно, почувствовала досаду и спросила его, по какому он делу, и он заявил с гадкой ухмылкой, что он Санта-Клаус и принес мне манну небесную в пустыню и благие вести. Я уже хотела позвонить в колокольчик, чтобы его выпроводили, потому что я, конечно, решила, что он пьян, но тут он сделал мне это странное предложение. Ему удалось завладеть информацией, компрометирующей моего соперника, и он хотел продать ее мне. Сказал, что тогда моя победа на выборах – дело решенное. Верняк, как он выразился.