Кристофер Прист - Фуга для темнеющего острова

– Алан, – сказала Лора, – ты опять делаешь мне больно. И все-таки я хочу тебя.

– До сих пор?

– До сих пор.

Мы заказали еще кофе. Я порывался прекратить разговор и уйти, но это было не так-то просто. Как ни крути, все, что она говорила обо мне – правда. А в голове назойливо вертелось: вот бы еще разок с ней… Я начал представлять ее тело и как нам бывало хорошо вдвоем.

Лора, наверное, поняла, о чем я думаю.

– Не надо, Алан. Забудь.

– Снова читаешь мои мысли?

– Да. И все равно не могу придумать, как заставить тебя измениться.

– Увы.

– Я потратила на это слишком много сил. Вот почему я стала избегать встреч с тобой, ты понимаешь?

– Да.

– Ничего не изменилось.

И тогда я сказал, предельно просто и прямо, хотя еще час назад эти слова даже не пришли бы мне в голову:

– Я все еще люблю тебя, Лора.

– Я знаю. Отсюда и все неприятности. А я люблю тебя за твою трусость.

– Мне не нравится, когда ты так говоришь.

– Я говорю правду.

И опять Лора била по самому больному. Я уже и забыл, как остро она умеет жалить. С другой стороны, я вел себя так же. Я знал, что мучаю ее, она знала, что мучает меня. Пожалуй, именно это и привлекало нас друг в друге больше всего. Мы никогда не знали, что будет дальше. Несмотря ни на что, я продолжал любить Лору, пускай и не осознавал этого, пока не увидел ее здесь. Ни к какой другой любовнице я не испытывал таких глубоких чувств. Дело в том, что Лора видела и принимала меня таким, какой я есть. Моя неспособность расстаться с Изобель вечно служила ей поводом для язвительных замечаний, но я находил это привлекательным. Лора всегда говорила, что любит меня, хоть я и не понимаю, за что. Я так и не смог разгадать ее до конца. Она жила в каком-то вакууме, полностью отделенная от общества. Родственников у нее не было. Мать – ирландка, иммигрировавшая в Ливерпуль – умерла при родах. Отца – моряка с Карибских островов – Лора никогда не видела и даже не знала, жив ли он. Кожа у нее была цвета золотистой бронзы. Ее красота вместе с личными качествами доводили меня до страстного исступления, я же в итоге не мог дать ей ничего. Лора стала одной из первых жертв африммского кризиса. Она погибла, когда полицию бросили разгонять вторую лондонскую демонстрацию. После этой встречи в ресторане мы больше и не виделись.

Лидера группы я узнал: мы с ним пересеклись у разбившегося вертолета, когда я искал еду. Он представился Рафиком, хотя о его происхождении все равно можно было только гадать. В его группе насчитывалось порядка сорока человек, в том числе несколько детей.

Я наблюдал за ними с верхнего этажа пустого дома, надеясь, что они не будут шуметь и не разбудят Салли. День выдался долгим и тяжелым, а еще мы не ели. Люди явно искали, где разбить лагерь. Пару раз они поглядывали в сторону нашего дома, но он, видимо, им не подошел. Места там хватало только для меня и Салли. Зима приближалось, и нам следовало искать более надежное жилье. Я начал задумываться о том, чтобы перестать скитаться и осесть в каком-нибудь городке. Признаться, в успех замысла я не очень верил, поскольку уже понял, что пройти за баррикады практически невозможно. Единственный выход – попасть в город по полям и затем через дворы или чей-нибудь неохраняемый огород.

Пока я взвешивал варианты, двое мужчин высадили дверь дома напротив и стали обшаривать его. Возник вопрос: сообщать пришельцам о своем присутствии или нет. Мы с дочкой неплохо выживали сами по себе. Нам пришлось покинуть Кена и Рейчел только из-за слухов о том, что незарегистрированных гражданских и тех, кто их укрывает, будут ссылать в концентрационные лагеря. Хозяева показали нам написанную от руки листовку, которую им подсунули под дверь. За три недели мы успели обжиться. Я помогал Кену добывать пропитание; думаю, он это ценил. Рейчел привязалась к Салли. Недоверие прошло, и мы стали напоминать сплоченную семью. Наказание за укрывательство, конечно, отменили почти сразу же после того, как ввели, но нам с неохотой пришлось признать, что надо двигаться дальше. Два дня мы с дочкой шли под открытым небом и ночевали в палатке. Наконец наткнулись на этот свободный дом – в нем хотя бы были кровати.

Я настороженно наблюдал за пришельцами.

Путешествуя в одиночку, легче избегать поимки, однако в составе группы почти всегда можно рассчитывать на нормальное питание. К тому же, не надо постоянно решать, куда идти, где останавливаться и так далее. Какая-никакая, а цивилизация. Хотя свободы, конечно, поубавится.