Мэри Уэстмакотт - Неоконченный портрет

– Да, мисс Лидбеттер.

– А вон маленький песик переходит дорогу. Un chien qui traverse la rue. Qu’est-ce qu’il fait? Это значит «что он дела…».

Здесь мисс Лидбеттер стыдливо осеклась. Собаки – грубые животные, не способные щадить чувства утонченных молодых леди. Вот и этот «песик», остановившись посреди дороги, занялся кое-чем, от чего мисс Лидбеттер бросило в краску.

– Я не знаю, как это по-французски, – сказала Селия.

– Давай посмотрим в другую сторону, – быстро затараторила наставница. – Видишь церковь напротив? Voilà une église.

Во время этих прогулок Селия изнывала от скуки. Промучившись так полмесяца, она попросила маму избавить ее от мисс Лидбеттер, что и было исполнено.

– Такая оказалась зануда, – сказала мама папе, – любое развлечение превратит в тоску зеленую.

Папа одобрил. Он вообще считал, что к Селии нужно пригласить настоящую француженку. Селии этого не хотелось – как и подобает англичанке, она с подозрением относилась ко всем иностранцам. Впрочем, если только для прогулок…

Мама обещала, что мадемуазель Моро (какая смешная фамилия) обязательно ей понравится.

Мадемуазель Моро была высокой полной женщиной. Она носила платья, состоящие из бесчисленных маленьких и больших пелерин и пелеринок, которые развевались вокруг нее, когда она двигалась, и смахивали на пол мелкие предметы. Этим она напоминала Сюзанну.

Мадемуазель Моро обладала пылким темпераментом.

– Oh, la chère mignonne! [2] Милая малышка! (Фр. ) – вскричала она, увидев Селию. – La chère petite mignonne!

Она бухнулась на колени перед Селией и радостно рассмеялась прямо ей в лицо. Селия оставалась по-английски сдержанной и бесстрастной. Поведение француженки вызывало у нее лишь недоумение.

– Nous allons nous amuser. Ah, comme nous allons nous amuser! [3] Будем веселиться. Ах, как мы будем веселиться! ( Фр. )

Снова начались прогулки. Мадемуазель Моро болтала без остановки, а Селия покорно сносила всю эту тарабарщину, хотя и не понимала ни слова. Мадемуазель была очень добра, и чем добрее она становилась, тем сильнее Селия ее ненавидела.

Через десять дней Селия простудилась. Ее слегка знобило, и мама предложила:

– Останься сегодня дома, а мадемуазель придет сюда.

– Нет, нет! – закричала Селия. – Я не хочу, чтобы она приходила.

Мама посмотрела на нее долгим внимательным взглядом.

– Хорошо, детка.

– Скажи, чтобы она вообще больше не приходила, – потребовала Селия.

В этот момент дверь распахнулась, и в гостиную, шелестя пелеринами, вплыла мадемуазель.

Мама заговорила с ней по-французски. В ответ мадемуазель разразилась потоком сочувственных восклицаний.

– Ah, la pauvre mignonne [4] Бедная малышка ( фр. ). , – вскричала она, выслушав маму, и плюхнулась на диван рядом с Селией. – La pauvre, pauvre mignonne.

Селия бросила на маму умоляющий взгляд. Она корчила страшные гримасы, которые означали: «Ну, прогони ее, пожалуйста». Мадемуазель, к счастью, не видела. Она успела уже опрокинуть вазу с цветами и была целиком поглощена тем, что с жаром приносила извинения. Когда она, наконец, удалилась, мама ласково упрекнула:

– Зачем ты так гримасничала? Мадемуазель Моро хотела сделать как лучше. Она могла бы обидеться.

– Разве она понимает? Я ведь гримасничала по-английски.

К изумлению Селии, мама долго чему-то смеялась.

Вечером Мириам сказала мужу:

– Эта женщина тоже Селии не понравилась. Мне кажется, сегодня у портнихи я видела подходящую девушку. Не поговорить ли с ней?

Женни – так звали девушку – была ученицей портнихи и помогала клиентам на примерке. Ей было девятнадцать лет, у нее были темные волосы, тщательно убранные в шиньон, курносый нос и пухлые розовые щеки. Когда английская дама подошла и спросила, не хочет ли Женни отправиться в Англию, она растерялась. Это зависит от Maman, сказала она. Мириам взяла у нее адрес. Родители Женни содержали небольшое чистенькое кафе. Мадам Буже с удивлением выслушала Мириам. Женни – и присматривать за маленькой девочкой? Но Женни еще слишком юна, к тому же застенчива и нерасторопна. Может быть, Берти, ее старшая сестра? Но дама хотела именно Женни. Для консультации был призван месье Буже. Он сказал, что они не должны мешать Женни. Да и деньги дама обещала платить гораздо большие, чем те, что дочка получала у портнихи.

Три дня спустя Женни, взволнованная и гордая, приступила к новым обязанностям. Она ни слова не знала по-английски и немного боялась своей подопечной. Выучив одну фразу, она кое-как произнесла при встрече: