Мэри Уэстмакотт - Разлука весной

О, как часто ей хотелось уделить хотя бы немного времени себе, что-то обдумать. Теперь такая возможность представилась. Какие же вопросы она хотела решать?

Джоан порылась в памяти, но все проблемы казались какими-то мелкими: куда она положила то-то и то-то, как распланировать летние отпуска слуг, каким образом переоборудовать старую классную комнату.

Все это было сейчас неважно. В ноябре планировать отпуска слуг еще рано, а кроме того, надо знать, на какой день приходится Троица, а для этого нужен календарь на будущий год. Можно решить вопрос о классной комнате. Светло-бежевые стены, чехлы цвета овсянки и какие-нибудь красивые и яркие подушки. Да, это было бы очень неплохо.

Десять минут двенадцатого. На классную комнату ушло немного времени!

Джоан посетовала, что, знай она, можно было бы взять с собой какую-нибудь интересную научно-популярную книгу, где объясняется, например, квантовая теория.

Потом она удивилась, почему ей в голову пришла именно квантовая теория, и сама себе ответила: конечно же, чехлы – и госпожа Шерстон.

Джоан вспомнила, как однажды обсуждала расцветки ситца и кретона для чехлов в гостиной с женой управляющего банком госпожой Шерстон и в самый разгар этой беседы госпожа Шерстон, как всегда ни с того ни с сего, заявила:

– Как бы я хотела быть настолько умной, чтобы понимать квантовую теорию. Это такая захватывающая идея – вся энергия разбита на маленькие порции…

Джоан уставилась на нее, потому что решительно не могла понять, какое отношение научные теории имеют к ситцу, а госпожа Шерстон покраснела и сказала:

– Глупо с моей стороны, но вы ведь знаете, как неожиданно приходят мысли в голову, а это увлекательная тема, ведь правда?

Джоан не считала эту тему особо увлекательной, и на том разговор закончился. Но она хорошо помнила кретон у самой госпожи Шерстон – или скорее раскрашенные вручную льняные чехлы. На них был рисунок листьев, выполненный в коричневых, серых и красных тонах. Джоан тогда сказала: «Они такие необычные, наверное, очень дорогие?» И госпожа Шерстон ответила, что дорогие. И добавила, что купила их потому, что любила леса и деревья, а мечтой ее жизни было поехать куда-нибудь в Бирму или Малайю, где все растет очень быстро! По-настоящему быстро, добавила она с горячностью и неловко всплеснула руками, выражая нетерпение.

Эти льняные чехлы, рассуждала теперь Джоан, должны были стоить по меньшей мере восемнадцать шиллингов за ярд – цена по тем временам баснословная. Прикинув, сколько выдавал капитан Шерстон своей жене на ведение домашнего хозяйства и на мебель, не так уж трудно было догадаться, что за этим стоит.

Самой ей никогда не нравился этот человек. Джоан вспомнила, как однажды сидела в банковском офисе, обсуждая реинвестицию каких-то акций, а напротив нее за столом восседал Шерстон – очень крупный и веселый мужчина, лучившийся дружелюбием. Этакий рубаха-парень… Он, кажется, говорил: «Я – человек светский, дорогая леди. Не думайте обо мне просто как о денежной машине – я играю в теннис, в гольф, танцую, режусь в бридж. Настоящий я – это кавалер, которого вы встретите на вечеринке, а не официальное лицо, заявляющее: „Больше никаких задолженностей“».

Надутый болтун, с негодованием думала Джоан. Мошенник, бессовестный мошенник. Наверняка он уже тогда подделывал банковские документы и занимался другими надувательствами. Но тем не менее он многим нравился, многие говорили, что старина Шерстон славный человек, совсем не похож на управляющего банком.

Что ж, и то верно. Обычно управляющий банком не подделывает бумаг и не ворует.

Ладно, зато Лесли Шерстон купила свои чехлы ручной работы. Конечно, никому и в голову не приходило, что это жена заставила Шерстона пойти на подлоги. Стоило лишь взглянуть на Лесли Шерстон, чтобы понять, что деньги для нее ничего не значат. Она носила потрепанные твидовые вещи, копалась у себя в саду или бродила по округе. И дети их были одеты кое-как. Джоан вспомнила, как однажды, уже значительно позже, Лесли Шерстон устроила чаепитие и подала большой каравай, кусок масла и домашний джем, все это – вместе с чашками и чайниками – она водрузила на большой поднос. Неопрятная, веселая и беспечная женщина с неуклюжей, кособокой походкой и лицом, которое тоже казалось кособоким, но улыбалась она приятно и людям нравилась.

Что ж, бедная госпожа Шерстон. У нее была печальная, очень печальная жизнь.

Джоан беспокойно поерзала. Зачем только ей пришли в голову эти слова о печальной жизни? Они напомнили ей о Бланш Хэггард (хотя у той была печальная жизнь совсем иного рода!), а мысль о Бланш опять вернула ее к Барбаре и к обстоятельствам ее болезни. Неужели нельзя ни о чем подумать, не уколовшись в конце концов о какую-нибудь неприятную подробность?