Велемир Хлебников - Перевертень

Любеницы устами касались
Задремавшего парня в лесу
И водили по векам заснувшего палец,
Шевелили-любили красу.

Я и ты были серы…
Возникали пенные женщины из тины.
В ни было более истины,
Чем… меры.

В даль бежит вода.
Высоки́ тростники.
Небо величаво.
Конь опустил повода.
Взоры быстры́ и дики́.
На пле́чах небыль
Дивной чары.
Людеголосо поет нежить.
Мир быви небывь нежит.

Девически милые речи,
Где слово скрывает,
Где взоры манят,
Где чайностей тайное вече,
Где детскостям гаснущий вечер,
Где тайности чаек
Во взорах шалят.

Люди склонились над бездной,
Забыт ими пращур надзвездный.
Стонет молчание в возгласах вёсел.
Стали рабами ремёсел.
О, этот тел буй
Забыли вы, русские,
И уначальности целбу,
Те, кого взоры тусклые.

Богоокий говор тишин
Прошила ты словом – умри!
И когда я промчался звездной путиной,
Мне сказала: гори!

Немь лукает луком немным
В закричальности зари.
Ночь роняет душам темным
Кличи старые: гори!
Закричальность задрожала,
В щит молчание взяла
И, столика и стожала,
Боем в темное пошла.
Лук упал из рук упавном,
Прорицает тишина,
И в смятении державном
Улетает прочь она.

И ведьма в час, когда лучи светлы,
Под гнетом яростной метлы
Летела.
«Не знаю, песнь каких немизн,
Но знаю четко – я не жизнь», —
Пропела.
О, взметенные развейности!
Тихоструйностынь свирельностей!
О, взведенные небдейности!

О женщины! О меньший брат,
Вас надо брать,
Какие вы есть,
Или время выест
Жизни сочный и веселый плод,
Что качается всегда над рекой,
Где мысль о бессмертии в нерадостный
брег плот,
На стеблях мигов,
Всегда чуждых игол.
И там, где женщины, мы всегда с ними.
Мы вами, в вас лучшее с влаги жизни снимем.
Ах, нам несказуемо милый сон издавна
снится!
И мила мигов малых колесница!

Мы, воины, во и́ный край уверовав,
Суровой ратью по лону вод текли.
Шеломы наши не сверкали серые,
Кольчуги тускло отражались в них.
Пищали вспыхнули огнем.
Мы знали, – верой и огнем
Рати серые согнем.
Моряной тихо веяло,
И, краше хитрых крас,
Над нами реял
Наш незлобивый тихий Спас.

Я славлю лёт его насилий,
Тех крыл, что в даль меня носили, —
Свод синезначимой свободы —
Под круги солнечных ободий,
Туда, под самый-самый верх,
Где вечно песен белый стерх.

Я забывал тебя во всяком взоре,
Я зрил твое в зазоре,
Но знал, что я – уж не я,
И ты моих снопов жнея.
Лия пустотность в алчность ям,
Я отдавался всем змеям.
Я был угрюм и одинок,
Вия страстей сквозной венок.
Но кто мой дух в моей пустыне?
Уж черная кошка визжит на тыне
Се строгая глядит совесть.
Так пыльное ведет колесо в весь.
Благословляй или роси яд,
Но перед взорами одна,
Зовет морского дна
– Россия.
Пребудешь темным ликом
Всегда – везде – для всех великим.

В высь весь вас зва́ла
И милый мигов миру ил.
И в сласти власть ненастья вала.
И вечером затянутый стан жил.
Он жил, как древнее свиданье,
Лобзаньям не отдавший дани.
Когда, узнав свирепый мед,
Он синий к небу водомет.
Он пролил слезы рос,
Вновь воскресив вопрос:
– Не та ли?
Глаза светали.

Гроб
Грёб
Добролюбиво,
Не покладая рук,
Граблями дев бесолюбивых,
Которым чорт не брат, но друг.

Гроб грёб трудолюбиво,
Грабитель вод к тиши ревнивых,
Граблями дев бесолюбивых,
Которым бес не зять, не брат,
Но вдруг,
Ни дать ни взять,
Внезапный милый, тесный друг.