Джорджетт Хейер - Тайная помолвка

До недавнего возвращения Тиффани в Стейплз, где прошло ее детство, Пейшенс Чартли, по всеобщему мнению, считалась первой местной красавицей, но Тиффани затмила ее. Пейшенс воспитывалась в убеждении, что внешность не имеет решительно никакого значения, но, когда ее родитель, внушивший ей эту мысль, вдруг обронил, что самый невинный взгляд, брошенный им на лицо Тиффани, доставляет ему наслаждение, она испытала вполне простительный укол ревности. Никто, думала Пейшенс, глядя на себя в зеркало и расчесывая свои мягкие каштановые волосы, не взглянет на нее дважды, когда рядом находится Тиффани. Она покорно смирилась с собственным несовершенством и, будучи абсолютно лишена тщеславия и зависти, искренне огорчилась из-за того, что высказывания Тиффани могут оттолкнуть самых ревностных ее поклонников.

Очевидно, вполне разделяя ее взгляды, голосом, в котором мольба преобладала над укором, миссис Андерхилл сказала:

– Право же, Тиффани, милочка! Тебе не следует так говорить! Что скажут люди, если услышат тебя? Так не подобает – и я уверена, что мисс Трент согласится со мной!

– Да какое мне до этого дело!

– Что ж, это лишний раз показывает, что ты – глупая гусыня! – заявила Шарлотта, грудью вставая на защиту своего идола. – Потому что мисс Трент – куда более воспитанная и светская леди, чем ты, чем даже мы все, и…

– Благодарю тебя, Шарлотта, довольно!

– Зато это правда! – с вызовом проворчала себе под нос Шарлотта.

Не обращая более на нее внимания, мисс Трент улыбнулась миссис Андерхилл и сказала:

– Да, мадам: говорить такие вещи – неуместно и непозволительно, да и крайне неумно к тому же.

– Почему это? – поинтересовалась Тиффани.

Мисс Трент окинула ее задумчивым взглядом.

– Видишь ли, какая странность: я часто замечала, что стоит тебе начать похваляться собственной красотой, как ты неизменно утрачиваешь ее толику. Полагаю, это как-то связано с выражением твоего лица.

Озадаченная Тиффани подскочила к зеркалу в тяжелой вычурной раме, висевшему над камином, и принялась с тревогой вглядываться в свое отражение.

– Правда? – наивно спросила она. – Неужели это действительно так, Ансилла?

– Да, совершенно определенно, – отозвалась мисс Трент, без малейших колебаний кривя душой. – Кроме того, когда девушка предается самолюбованию, это настраивает людей против нее, и очень скоро она обнаруживает, что ей отпускают куда меньше комплиментов, чем всем остальным дамам в ее окружении. А ведь нет ничего лучше изысканного комплимента, вовремя сказанного в твой адрес!

– А ведь правда! – воскликнула пораженная Тиффани. Рассмеявшись, она, вальсируя, пересекла комнату и обняла мисс Трент. – Я действительно люблю вас, ужасное создание, потому что, как бы гадко вы себя ни вели временами, вы никогда не сердитесь и не лицемерите ! Решено: я больше не буду восхищаться собой и прошу прощения за свое поведение! Ах, Пейшенс, ты точно уверена, что к нам приезжает сэр Уолдо?

– Да, поскольку Уэдмор сообщил папе, что он получил распоряжение от поверенного мистера Калвера подготовить все к приезду сэра Уолдо на будущей неделе. И что тот привезет с собой еще одного джентльмена и нескольких слуг в придачу. Бедные Уэдморы! Папа как мог постарался успокоить их, но они пребывают в таком волнении! Очевидно, мистер Смит рассказал им, какая состоятельная и важная персона сэр Уолдо, и теперь они опасаются, что он ожидает такого комфорта и обхождения, какого они не в силах ему обеспечить.

– Вот, кстати, – неожиданно вмешалась в разговор миссис Андерхилл, – это напомнило мне кое о чем, что я очень хотела бы знать, моя дорогая! Потому что я не поверила своей Мэтлок, хотя она узнала обо всем от самой миссис Уэдмор. Правду ли говорят, будто мистер Калвер не оставил им ничего, кроме двадцати фунтов и золотых часов?

Пейшенс скорбно кивнула.

– Да, мадам, боюсь, что так. Я знаю, о мертвых нельзя отзываться дурно, но при этом меня не покидает чувство, что это мелко и неблагодарно с его стороны, особенно после стольких лет верной службы!

– А вот я никогда не понимала и не пойму, почему это после смерти человек должен становиться лучше, чем был при жизни! – с непривычной живостью воскликнула миссис Андерхилл. – Он был гадким, дурно воспитанным скрягой, и можете не сомневаться – таким и остался! И попал он наверняка не в рай! А если ты заявишь мне, что нужно с уважением отзываться и о тех, кто угодил в другое место, то большей нелепости я до сих пор не слыхала, дорогая моя!