Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

– О да, сэр. Не хочу хвастать, но было времечко, когда девушки называли меня Джордж Неотразимый.

– Так, значит?..

– Я исполню ваше пожелание, сэр.

– Я знал это, Фиппс, – с глубоким чувством сказал Брансипет. – Я знал, что могу положиться на вас. Вам остается только указать мне, где расположена спальня лорда Бромборо. – Он умолк, пораженный тревожной мыслью. – Но что, если он запрет дверь?

– Не беспокойтесь, сэр, – разуверил его Фиппс. – В жаркие августовские ночи его милость не затворяется у себя в спальне. Он почиет в гамаке, подвешенном между двумя деревьями у края большой лужайки.

– Мне известен этот гамак, – сказал Брансипет с нежностью. – Значит, все в порядке. В полном ажуре. Фиппс, – продолжал Брансипет, крепко пожимая ему руку, – не знаю, как выразить мою благодарность. Если все сложится, как я предвижу, если лицо лорда Бромборо вдохновит меня, как я рассчитываю, и я сорву куш, вы, повторяю, разделите мое богатство. В надлежащее время к вам в буфетную заглянет слон, груженный золотом, а с ним и верблюды, обремененные драгоценными камнями и редкими благовониями. А также обезьянами, слоновой костью и павлинами. И… вы упомянули, что ваше имя Джордж?

– Да, сэр.

– В таком случае мой первенец будет крещен Джорджем. А если он окажется женского пола, то Джорджиной.

– Премного благодарен, сэр.

– Не на чем, – сказал Брансипет. – Буду очень рад.

Наутро, когда Брансипет пробудился, ему показалось, что он видел странный и чудесный сон. Такой яркий, такой волшебный – будто он тихонько выбрался из дома в полосатой пижаме и муаровом халате с парой ножниц, склонился над гамаком, содержавшим лорда Бромборо, и отчикал великие усы «Радость» под самый корень. И он как раз испустил ностальгический вздох, жалея, что это не свершилось на самом деле, как вдруг понял, что на самом деле все так и было. В его памяти воскресли крадущийся спуск по лестнице, осторожное пересечение лужайки, щелк-щелк-щелк ножниц в такт храпу сильного мужчины в безмолвии ночи. Нет, это был не сон! Сбылось. Верхняя губа его гостеприимного хозяина преобразилась в голый пустырь.

Не в привычках Брансипета было стремительно вскакивать с кровати навстречу занимающемуся дню, но на этот раз он поступил именно так. Его сжигало желание поскорее узреть дело рук своих, впервые увидеть лицо лорда Бромборо таким, каким его создала природа. Не прошло и десяти минут, как он завершил свой туалет и спустился в малую столовую, где был сервирован завтрак. Он знал, что хозяин дома встает рано и что даже понесенная им великая утрата не помешает ему добраться до кофе и копченой селедки, едва их запах защекочет ему ноздри.

Однако в малой столовой был только Фиппс. Он зажигал спиртовые горелки под блюдами с кушаньями на серванте. Брансипет радостно с ним поздоровался:

– Доброе утро, Фиппс. Тра-та-та и тру-ля-ля, а также трам-там-там.

Дворецкий, казалось, нервничал, словно Макбет, берущий интервью у леди Макбет после ее очередного посещения комнаты для гостей.

– Доброе утро, сэр. Э… могу я спросить, сэр…

– Всеконечно, – сказал Брансипет. – Операция завершилась полным успехом. Все прошло по плану.

– Я в восторге это слышать, сэр.

– Ни сучка и ни задоринки с начала и до конца. Скажите, Фиппс, – спросил Брансипет, ликующе накладывая себе на тарелку кусок яичницы с грудинкой и садясь за стол, – как, собственно, выглядел лорд Бромборо до того, как отрастил усы?

Дворецкий поразмыслил:

– Не знаю, сэр, видели ли вы Осетра Оскара?

– А?

– В кино, сэр. Я недавно посетил кинематограф в Норридже – в мой свободный вечер на прошлой неделе, – и, – сказал Фиппс, весело посмеиваясь своим воспоминаниям, – там перед художественной картиной показывали презанимательный рисованный фильм «Приключения Осетра Оскара». Уж и не знаю, как мне удавалось сохранять серьезный вид. Этот осетр был как две капли воды похож на его милость в добрые старые дни.

Он покинул столовую, а Брансипет ошарашенно смотрел ему вслед. Вокруг него рушились воздушные замки. Слава, богатство и супружеское блаженство оставались для него все также недостижимы. Все его труды пропали напрасно. Если на серебряном экране уже резвилась смешная рыбка, создавать вторую было бы напрасной тратой времени. Он зажал голову в ладонях и застонал над своей яичницей. И тут дверь отворилась.

– Ха! – произнес голос лорда Бромборо. – Доброе утро, доброе утро!

Брансипет обернулся так резко, что кусочек грудинки слетел у него с вилки, будто пущенный из рогатки. Хотя внешность гостеприимного хозяина уже никак не могла повлиять на его профессиональное будущее, ему не терпелось увидеть, как тот выглядит теперь. И, обернувшись, он окаменел. Перед ним действительно стоял лорд Бромборо, но все его усы были целы до последнего волоска. Они развевались перед ним, как знамя, во всей своей первозданной пышности.