Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

– Предположим, – размышляла Динти, – мы согласимся на их требования.

– Тогда остаток получится неделимым.

– И то правда.

– По половине из тридцати трех и одной трети процента мне и Оскару… – Простак лихорадочно расхаживал по офису. Совесть буквально грызла его. – Я себя препаршиво чувствую из-за того, что втравил Оскара в это дело. Жил он себе и жил, бедный сломанный цветочек, вполне счастливо. Имел постоянную работу и сбережения в старом носке, а тут я вламываюсь в его жизнь… Свят, свят, свят! – воскликнул Простак на стук в дверь. – Не может быть, что это уже Дж. Бромли.

– Войдите, – крикнула Динти. – Конечно, нет. Он придет не раньше чем минут через двадцать. Возможно, это… А, привет, мистер Поттер!

– Привет, – поздоровался и Простак.

Хотя вечеринка, данная в его честь накануне вечером друзьями и поклонниками, закончилась в шесть утра, выглядел Мэрвин на редкость жизнерадостно, так и бурлил природной энергией.

Он принадлежал к тем счастливчикам, которые словно бы только расцветают от недостатка сна. Критике поддавался только его наряд: хотя давно наступил день – время шло к обеду – он все еще щеголял в белом галстуке и во фраке, более подходящих для вечерних часов. Эксцентричность подчеркивалась надписью, которую чья-то любящая рука нанесла губной помадой на его манишку: «Хелло, малыш!»

Но актер не придавал значения всяким мелочам. Если бы вы попеняли ему, то Мэрвин возразил бы, что главное в человеке – душа. «Лишь бы душа у вас цвела и благоухала, – сказал бы он вам, – а уж внешняя оболочка пусть сама о себе позаботится».

Мэрвин ослепительно улыбнулся старому другу, равно как и его юной подружке, и осведомился, читали ли они газеты.

– Настоящий триумф! – воскликнул Мэрвин. – Столько похвал со всех сторон. Спектакль продержится не меньше года. Но я пришел не только за тем, чтобы сообщить вам об этом, хотя все это очень здорово. Я явился, Фиппс, старый дружище, в роли посла. Если ты не возражаешь, я присяду. Кому-нибудь еще, кроме великого белого вождя, позволяется садиться в это кресло? Сгони меня, если я нарушаю этикет.

Устроившись в крутящемся кресле, Мэрвин закинул ноги на стол.

– Да, – возобновил он свою речь, – я полномочный представитель. Один из тех ребят, которые ведут неофициальные предварительные переговоры. Меня попросили побеседовать с тобой по вопросу чрезвычайной важности. Сегодня утром я прикорнул на полу своей спальни, и спал сном младенца. Но тут мне позвонили снизу и сообщили, что ко мне пришли. Какой-то, видишь ли, гость. «Придушите его голыми руками, – распорядился я. Но они не решились. – Ладно, тогда пришлите этого изверга наверх», – сказал я. Они прислали. И кто, как думаешь, это оказался? Представь, наш старый приятель Дж. Г. Андерсон. После обычного обмена любезностями он попросил меня, чтобы я уговорил тебя купить его отель. Как я понимаю, в вашу предыдущую встречу у тебя не хватило денег на взнос, но теперь, когда ты еженедельно огребаешь миллионы, он решил, что переговоры можно продолжить. Отдаст тебе отель за семьдесят пять тысяч.

– Ого-го-го-о!

– Прошу прощения? Не понял?

– Ого-го-го-о!

Мэрвин озадачился.

– Этой имитацией ржания ты поместил себя в один класс с боевым конем, отпустившим, если ты помнишь, похожее замечание среди пения труб. Но что оно означает? Поподробнее, пожалуйста.

Простак продефилировал к бачку с водой и наполнил бумажный стаканчик.

– Когда он сказал «семьдесят пять тысяч», что он имел в виду? Доллары или центы?

– Насколько я понял – все-таки доллары.

– А впрочем, это и не играет особой роли. Даже и семьдесят пять тысяч центов мой личный счет не потянет.

– У нас, Мэрвин, дурные новости, – вмешалась Динти. – Расскажи ему, Простак.

Путаясь, Простак выложил всю историю, и Мэрвин Поттер, покачивая головой, согласился, что «дурные» – определение в самую точку.

– И что вы намерены делать? – поинтересовался он.

– Сами не знаем. Мы как раз обсуждали это, когда ты пришел.

– Боюсь, придется тебе отдать ему его фунт мяса. Юристы – настоящие дьяволы. В Голливуде я увязал в их гуще как в трясине. Они разнюхивали, что я ем и на чем сплю, шпионили за каждым моим шагом. Помню, однажды…

Но любопытная история так и не была рассказана, потому что в этот момент распахнулась дверь и ворвалась Фанни Леман, агрессивная и целеустремленная, как всегда. Казалось, будто она влетает на сцену, готовясь сразить зрителей наповал номером с шестью булавами. Пребывала она в отличнейшем настроении. Глаза у нее сияли, лицо раскраснелось. Так выглядит женщина, которая вот-вот обдурит кого-то.