Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

– Моей целью, джентльмены, было изложить эти факты перед вами, прежде чем возбуждать иск. Я даю вам возможность, если вы того пожелаете, урегулировать конфликт без суда.

– Уладить его то есть?

– Именно. Я уполномочен сделать вам следующее предложение. Мой клиент согласен на шестьдесят шесть и две трети процента от всех прибылей, полученных от вышеозначенной пьесы, когда и если она будет поставлена в любом виде, и только на таком условии разрешает продолжать спектакли. Если же он не получит шестьдесят шесть процентов и две трети…

– А это тоже деньги, – вставил Оскар, чей мозг сегодня соображал хорошо, насколько слово «соображать» вообще применимо к мозгу Оскара Фричи.

– …то он подаст иск о судебном запрете и заставит закрыть спектакль немедленно.

Простак издал резкий мучительный вскрик.

– Закрыть спектакль?

– Да, закрыть.

– Закрыть? – проблеял Оскар.

– Немедленно, – подтвердил Дж. Бромли Липпинкотт. Громкий глотательный звук нарушил тяжелую тишину, наступившую за этими словами. Его издал Оскар. Он двинулся, заплетая ногами, к двери, и его роговые очки поблескивали отчаянием. Да, он был наивен в театральных вопросах, но достаточно знал о мире театра, чтобы понимать – если вы вложили деньги в драму, а кто-то ее закрывает, то рассчитывать на прибыли уж никак невозможно.

Воздержанный обычно человек, сейчас он испытывал страстное желание напиться, и чем скорее, тем лучше.

– Послушайте, – обратился он к Простаку низким гулким голосом, – большая часть спектакля ведь ваша, верно? И я не очень-то разбираюсь в разных там адвокатах. Вы сделайте что-нибудь, а я пойду пригляжу, чтоб не спалили театр.

Он вышел, и в офисе «Леман продакшнс инкорпорейтед», 1468, Бродвей, Нью-Йорк, штат Нью-Йорк, опять воцарилась тишина. Простак лишился дара речи, а мистер Липпинкотт, выполнив порученное задание, готовился предаться отдыху, словно палач в каком-нибудь восточном суде, решивший передохнуть, после того как задушил шнурком с десяток одалисок. Он открыл портфель, чуть помедлил, как бы давая кролику последний шанс, потом сунул руку внутрь, извлек плитку шоколада с орехами и начал грызть, объяснив, что позавтракал сегодня слишком легко.

Простак повернулся к Динти. Все это время она простояла у бачка с водой молча, созерцая трагедию, разворачивающуюся перед ее полными ужаса глазами. Простак чувствовал, что если и можно предпринять что-то дельное, то способ укажет только она.

– Динти, твое мнение, что нам теперь делать?

Динти смотрела на Дж. Бромли Липпинкотта, словно старалась разглядеть в гранитных чертах его лица хоть малейший намек на человечность. Но Липпинкотт, даже получая удовольствие от шоколада с орехами, оставался все тем же неприступным посланником рока, от одного взгляда которого (еще до того, как он произносил хоть слово) тускнело самое солнечное утро.

– Мистер Фиппс должен дать ответ немедленно?

Дж. Бромли Липпинкотт покончил с шоколадом и изящно вытер пальцы о носовой платок.

– Сожалею, но – да.

– Однако, черт дери, вы совсем не даете мне времени…

– Мы что, не можем даже обсудить вопрос? – поинтересовалась Динти.

Липпинкотт снял очки для чтения, вынул другие, от близорукости, протер их, посадил на нос и внимательно, словно перед ним хитроумная закорючка закона, рассмотрел Динти.

– Эта молодая леди – ваш советник?

– Да.

– Хм. – Липпинкотт подверг Динти новому осмотру. Возможно, что-то в ней напомнило ему о его матери, когда та была молода, а может, ее внешность навеяла воспоминания о городской красавице времен его юности, память о которой он сберегал, переложив засушенной лавандой. Во всяком случае, он смягчился, то есть утратил сходство с Первым Убийцей, а стал напоминать Второго Убийцу, того, кто все же подобрее. – Что ж, – изрек он, – я могу предоставить вам минимум времени.

– Все лучше, чем ничего.

– Скажем, полчаса.

– Да? – переспросил Простак.

– Да, – согласилась Динти.

– Прекрасно. Вернусь за вашим решением через полчаса, – заключил мистер Липпинкотт и, чтобы не оставалось неясностей для ума, даже самого скудного, уточнил: – То есть через тридцать минут.

Прихватив портфель и слизнув прилипшую крошку шоколада с уголка губ, он удалился.

Несмотря на то что комната, лишившись Дж. Бромли Липпинкотта, безусловно, повеселела, поведение Простака никак не намекало, что он хоть отдаленно испытывает подъем настроения. В присутствии Липпинкотта, особенно на заключительной стадии беседы, Простак походил на труп, несколько дней проболтавшийся в воде, и на такой же самый труп он походил и сейчас. Следуя заведенному обычаю своих предшественников в этом офисе, когда дела оборачивались не так, как хотелось, Ф.-Ф. мрачно проследовал к бачку с водой и налил себе стаканчик. И только выпив, в манере Сократа осушающего чашу с цикутой, он заговорил: