Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

Мэрвин вздохнул опять, тяжелее прежнего. История, которую он намеревался рассказать, потрясла его до основания души. Простаку стало его до боли жалко, а по спине, когда он украдкой взглянул на часы, прокатилась холодная дрожь. Уже давным-давно убитой горем звезде полагалось бы сидеть в своей гримерке и накладывать грим.

– Расставание, – возобновил свое повествование Мэрвин, – было мучительным. Чувствовал я себя, как тип из этой поэмы, который мечется по свету, теряя своих газелей. Однако в любой, самой черной туче опытный глаз сумеет, если вглядится повнимательнее, рассмотреть золотой проблеск. Кошмар разлуки несколько умеряло одно соображение – теперь, когда Гермиона в отъезде и некому нежданно-негаданно являться ко мне, я смогу и выпить. Человек чести, – сообщил Мэрвин, емко и коротко обобщая свои взгляды, – держит слово, данное женщине, пока та рядом. Но когда ее поблизости нет, положение меняется. Короче, Фиппс, едва Гермиона успела ступить на борт парохода, как я устремился в клуб «Ягнята» с рвением верблюда, который после долгих дней перехода по знойным пескам пустыни узрел наконец оазис. А потом подпитал организм еще в паре-тройке ресторанов и в ночном клубе. Пришлось немало наверстывать, и я уж расстарался.

– Гермиона об этом узнала?

Мэрвин испустил третий вздох – вздох человека, до дна испившего горькую чашу жизни, человека, чья вера в женщин умерла навек.

– Оказывается, иначе и быть не могло. С трудом верится, что такая чистая, наивная девушка, воспитанная мисс Финч, оказалась способна на такое! Представь, перед отъездом в Нассау она обратилась в детективное агентство «День и ночь», и за каждым моим шагом, хотя я и знать не знал об этом, неотступно следили частные сыщики, снабженные блокнотом и карандашом. Ходили за мной по пятам, Фиппс, скрупулезно записывая все, и передавали свои доклады единственной дочери С. Хамилтона Бримбла (ну и, конечно, миссис С. Хамилтон Бримбл) из Кинг-Пойнта, Лонг-Айленд. Результат ты видишь перед собой. Вот тебе и вся моя история. Что ж, прощай, Фиппс, старый дружище. Мне не следует больше посягать на твое время. Несомненно, у тебя еще сотня дел.

– А ты теперь бежишь в театр?

– В театр? – Поттер взглянул на него бессмысленным взором.

– Ведь уже совсем поздно!

– В театр? – повторил изумленный Мэрвин. – Бегу в театр? Нет, я не бегу ни в какой театр. Им придется заменить меня дублером. Господи, ты же не думаешь всерьез, будто я сумею играть трудную роль с кровавой раной в груди, с моим разбитым сердцем? Нет. Я отправлюсь опрокинуть еще пару рюмашек, а потом пойду и запишусь в Иностранный легион, этот отряд обреченных. До свидания, Фиппс, – попрощался Мэрвин.

И, благожелательно посоветовав на прощание не брать фальшивых никелей, тяжело вышел из комнаты, волоча ноги и порой подскакивая, будто грудь ему клевали стервятники.

Если бы горничная-литовка, которая пришла в полдесятого вечера застилать постель Простака, была хоть немного экстрасенсом, что редко случается среди горничных-литовок, она ощутила бы в номере 726 странную, почти зловещую атмосферу, будто в доме с привидениями, где ждут: сейчас Призраки отметятся, что явились на работу. Подобная атмосфера всегда царит в отелях Нью-Хейвена, Сиракуз и других городов, где сыграли предпремьерный спектакль и приходит момент провести посмертный его разбор. Так и чудилось, что комната затаила дыхание в предчувствии грядущих событий.

С 9.30 до двенадцатого часа комната напряженно ждала, и наконец в скважине щелкнул ключ. Вошел Простак, весело насвистывая. Оставив дверь незапертой, он включил свет. Весь вид его говорил, что он ухватил синюю птицу. Призрак, присутствуй он тут, с первого взгляда признал бы в молодом человеке лицо, финансово заинтересованное в театральной постановке: он только что видел, что спектакль наповал сразил зрителей, уложив их штабелями. Пожалуй, и Призрак решил бы покопаться в своей эктоплазме, разыскивая денежку на билет. Но через несколько минут Призрак спохватился бы и решил приберечь деньги в саване. А причина в том, что появился Джозеф Леман, и было что-то в его манерах, отчего стыл позвоночник даже у самых отважных призраков. За Леманом на почтительном расстоянии тянулся скорбный Джек Мак-Клюр. Джо Леман вошел с видом человека, пришедшего возложить венок на могилу старого друга: спина сгорблена, глаза опущены, и даже его неизменная шляпа утратила лихой залом. Со вздохом, начинавшимся от самых пяток, Леман тяжело опустился на кровать. Джек с таким же вздохом плюхнулся в кресло.