Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

– Просто ты очень добрый! У тебя золотое сердце.

– Ты влюбился с первого взгляда, а мои взгляды на такую любовь известны всем.

– Но они ошибочны!

– Мои взгляды не могут быть ошибочны!

– Нет, не целиком! – поспешно поправился Джордж. – Но иногда, в определенных отдельных случаях, возможна и такая любовь.

– Любовь должна быть разумной.

– Если встречаешь такую девушку, как Молли, – нет!

– Когда я женюсь, это произойдет в результате тщательного, выверенного расчета. Сначала, после хладнокровного размышления, я должен решить, что уже достиг возраста, наиболее подходящего для женитьбы. Затем просмотрю список моих приятельниц и выберу ту, чей ум и вкусы совпадают с моими. А потом…

– Ты что, не поменяешь? – перебил его Джордж.

– Поменяю? Что именно?

– Да костюм! Ты ведь идешь к ней!

– А потом, – продолжал Хамилтон, – внимательно понаблюдаю за ней в течение длительного периода, чтобы убедиться, что не позволил страсти ослепить меня, проглядев различные недостатки. И только потом…

– Нет, ну никак невозможно, чтобы ты заявился к ней в таких брюках! – снова вскричал Джордж. – А рубашка не подходит к носкам. Ты должен…

– И только потом, при условии, что за этот период я не подберу более подходящей кандидатуры, я пойду к ней и в нескольких простых словах попрошу стать моей женой.

Сообщу, что дохода моего хватит на двоих, что моральные нормы мои безупречны, что…

– Неужели у тебя нет костюма покрасивее? И туфель поновее, и шляпы не с такими обвисшими…

– …характер у меня приятный, а привычки размеренны. И тогда мы с ней заключим Разумный Брак.

– А манжеты!

– Что – манжеты?

– Ты намерен явиться к ней с обтрепанными манжетами?

– Вот именно.

Больше Джорджу добавить было нечего. Святотатство, да и только, но что тут поделаешь?

Когда примерно через четверть часа Хамилтон Бимиш ловкими, экономными движениями вскочил на ступеньку зеленого автобуса, дожидавшегося его на Вашингтон-сквер, летний денек расцвел во всю свою силу. Полнокровное, стопроцентно американское солнце сияло с лазурного неба, но в воздухе уже веял намек на вечернюю прохладу. Именно в такие дни лирические поэты вдруг открывают, что «любовь с небес полна чудес», – и, восхитившись рифмой, мчатся поскорее накропать очередной шлягер. В воздухе была разлита сентиментальность, и полегоньку, незаметно, семена ее начали прорастать в каменистой почве Хамилтонова сердца.

Да, мало-помалу, пока автобус катил по улицам, в Хамилтоне начали набухать почки ласковой терпимости. Он уже не осуждал так безоглядно склонность других мужчин внезапно испытывать к противоположному полу ту теплоту эмоций, которой согласно науке положено возникать лишь вследствие длительного и близкого знакомства. Впервые он подумал, что кое-какие резоны есть и у тех, кто, подобно Джорджу Финчу влюбляется очертя голову в практически незнакомую девушку.

Именно в тот момент, когда автобус проезжал по Двадцать девятой улице, откуда открывался красивый и многозначный вид на Маленькую Церковь за Углом, Хамилтон вдруг обратил внимание на девушку, сидевшую напротив него.

В девушке этой, несомненно, присутствовал chic. Можно было пойти дальше и признать в ней espiéglerie [1]. Опытный глаз, мало того, с маху оценил ее элегантность: безупречный жакетик на шелковой подкладке, платье из узорчатого креп-марокена (юбка – плиссированная) с узким воротничком, отделанным присборенным рюшем. Как известно любому школьнику, такие платья бывают бежевыми, серыми, жемчужными, голубыми, терракотовыми, коричневыми, синими и черными. У нее оно было темно-голубое.

Еще один взгляд дал возможность разглядеть ее шляпку: премиленькую, из тонкой соломки, отделанную шелком и повязанную вокруг тульи репсовой лентой, – словом, шляпка оригинальная, но не броская, по-настоящему изысканная. Из-под полей выбивался один-единственный локон примерно такого же цвета, каким пленяет нас шерстка породистого пекинеса. Судя по нему, Хамилтон вывел, что девушка чуть смочила волосы особой жидкостью, придав им блеск, мерцание, мягкость, свежесть и пышность. Несомненно, рекламу тоника она прочитала в газете и теперь, купив флакон, убедилась, какими здоровыми и живыми выглядят волосы после применения чудесного средства.

Туфли на ней были черные, лакированные, чулки – серо-стального цвета, цвет лица – юной девушки, и кожа, до которой так и тянет дотронуться… Все эти детали тренированный глаз Хамилтона отметил, быстро стреляя вбок и обратно. Но особенно привлекало ее лицо. Не выстрой он столь тщательно свою концепцию Разумной Любви, оно сильно всколыхнуло бы его чувства. Даже и теперь могучий, теоретически подкованный ум не смог подавить, когда Хамилтон выходил из автобуса, укола тоскливой печали, какую свойственно испытывать мужчинам, когда от них уплывает нечто истинно прекрасное.