Георгий Чулков - Тайна любви

Поцѣлуй – какъ символъ любви, о которомъ такъ часто говорятъ апостолы – связанъ непосредственно съ чистой сущностыо пола. Природа поцѣлуя заключаетъ въ себѣ потенціально всѣ формы полового общенія. Ограниченія, которыя индивидуумъ ставитъ свободно самъ себѣ въ этой области Эроса, могутъ опредѣляться различными психологическими моментами. Но единственно вѣрный принципъ, утверждающій цѣломудріе – это принципъ сохраненія и спасенія личности. Одно и то же дѣйствіе можетъ имѣть противоположное значеніе и различную религіозную цѣнность. И первый поцѣлуй, и послѣдній могутъ погашать личность въ изначальной, безликой страсти, въ темномъ хаосѣ, и наоборотъ тотъ же поцѣлуй можетъ освобождать личность отъ власти хаоса и утверждать ее до конца. Цѣломудріе – не аскетизмъ. Аскетизмъ запрещаетъ, цѣломудріе очищаетъ; аскетизмъ убиваетъ, цѣломудріе воскрешаетъ. Смыслъ новоявленной любви-влюбленности въ сохраненіи, спасеніи, освобожденіи и утвержденіи личности: исходъ изъ хаоса страсти любовь-влюбленность, изъ эгоизма въ начало вселен ское, міровое и абсолютное.

Принимая всѣ стадіи и формы поцѣлуя вторичным цѣломудреннымъ пріятіемъ, мы должны сознательно отнестись и къ послѣднему поцѣлую. Его природа, однородная вообще съ природою и всѣхъ иныхъ формъ полового общенія, отличается однако однимъ моментомъ, который опредѣляется возможностью дѣторожденія. Мы должны здѣсь согласиться съ Вл. Соловьевымъ, который на основаніи естественно-историческихъ фактовъ, съ достаточной убѣдительностью показалъ, что половая любовь и размноженіе рода находятся между собой въ обратномъ отношенги: чѣмъ сильнѣе одно, тѣмъ слабѣе другая. Итакъ, мы не должны убивать въ аскетизмѣ начало пола, но мы должны искать такого высокаго и совершеннаго проявленія его, при которомъ неосуществимо дѣторожденіе. Мы не должны ставить внѣшнихъ препятствій для дѣторожденія и не должны страшиться послѣдняго поцѣлуя, но мы должны приближаться къ нему только въ увѣренности, что мы достойны его: только тогда мы утвердимъ нашу личность до конца.

А между тѣмъ то, что вокругъ называютъ любовью, приноситъ личности не жизнь, а смерть. По слову поэта, мы любимъ «убійственно» и въ «буйной слѣпотѣ страстей»

Но наша вѣщая душа уже бьется на порогѣ «двойного бытія» и поэтъ прозрѣваетъ новый свѣтъ:

Такъ чрезъ тайну любви мы касаемся тайны жертвы, тайны сораспятія съ Безсмертнымъ Эросомъ, ибо истинный Эросъ безсмертенъ и вѣченъ, а не полубезсмертенъ, какъ думала Діотима, пророчица древняго міра.

Религіозное отношеніе къ міру заставляетъ насъ искать музыкальнаго начала и въ трудѣ. Трудъ, оскверненный и обезображенный рабствомъ и принужденіемъ, возникаетъ въ новомъ свѣтѣ въ обществѣ коммунистическомъ. Формальная наука дѣловито, но – конечно – слѣпо подходитъ къ той же теме ритма въ трудѣ: См. кн. Бюхера «Arbeit und Rhytmus». 1899.

Принципъ троицы въ любви имѣетъ двоякое религіозное значеніе: во-первыхъ, троица утверждается въ случаѣ любви двухъ къ третьему абсолютному, мистическому лицу (Любовь Франциска и Клары), – и – во-вторыхъ – принципъ троицы утверждается, какъ первый случай любви соборной. (Грубое, темное и наивное выраженіе этого принципа мы наблюдаемъ въ «хлыстовщинѣ»).