Андрей Битов - Нулевой том (сборник)

Серою лапкой за шею…
(Слабеет любительский стих…)
Плечистый, головкой своею
В груди ее страстно затих.

Толстая, нежная… С лепетом
Сник ее робкий протест.
И вот покорилась с трепетом.
И вот он ее уже ест.
Пускай недостойно поэта…
Но с подлинною тоской
Была их песенка спета
Про женский род и мужской.

И на краю паутины
(Рифмуется «кровь» и «любовь»…)
Будет болтаться хитиновый
Прозрачный мушиный покров.

В этом известном явленьи
Увидев особый знак
И не поняв значенья,
Я толковал его так:

Высасыванию причины
Кружением точных слов
Ткачество паутины —
Близкое ремесло.

Наружное пищеварение
Даром нам не пройдет:
Напишется стихотворение —
А время его не ждет.

Путаясь именно с мухами,
Блохами и комарьем,
Наружными, злыми муками
Мы постепенно умрем.

И по законам катарсиса
Пулю себе не отлив,
Максимова или Тарсиса
Судебность не разделив,

В ко’перативной банке
Писатель-паук умрет.
Даже в швейцарском банке
«Время идет вперед!».

Стряхнув предпоследнюю каплю,
В последний раз дернув плечом,
Как в сказке «Лиса и цапля»,
Я молча вернулся в дом.

И молвил: «Не хлопай дверью!
Не хлопай зря дверью, жена!
Каким бы я не был зверем,
С тобою – одна сатана.

Я наблюдал науку:
Каждый несет свой крест,
И если паук ест муху,
То муха, в конце, его съест.

Я видел: воскресла из мертвых,
Паук же висел недвижим
И толстая, сильная жертва
Победно жужжала над ним.

И нету в сравненье обиды,
Пусть муха ему не жена,
Пускай они разные виды,
Но все же – он и она».

И тихо жена отвечала,
Молча склонясь над шитьем:
«Поди вымой руки сначала,
И будем обедать вдвоем».

За ночь время стало дыбом,
Твердь и небо – все одно;
Молчаливый, точно рыба,
Носом тычусь я в окно.

Ветерок стоит качаясь,
Пряжу тонкую сучит;
Баба с ватными плечами
На крыльце ведром стучит;

Все растения распухли,
Ель согнулася в дугу,
И глаза кота, как угли,
Зашипели на снегу.

Нет домов, не стало улиц,
Избы, бочки и стога,
Под сугробами сутулясь,
Погружаются в снега.

До чего ж бесповоротно
Время времени не ждет!
Вверх взлетает снег бесплотный,
А Земля на дно идет.

Новаторство – подобье лени:
Вперед бежал иль вглубь копал?..
Тебе ль я размечал мишени,
Чтоб ты в них снова не попал?

Быстрее – шагом вместо бега:
Куда и с кем вперегонки…
Что раньше – альфа иль телега?
Всех лучше – старые стрелки.

Из старой пушки – новый выстрел:
Как твой прочел я свой рассказ…
Тебе ль в длину метал я бисер?
А нынче технику броска,

Смерть жанра, гибель атмосферы,
Разоблаченье суеты,
Крах гуманизма, кризис веры —
Все это уже знаешь ты.

Я постигал – а ты усвоил…
Дроча, как лампу Аладдин,
Один лишь я был в поле воин —
Ты в этом поле не один.

Меня сменило поколенье,
Мне изменяет вещество:
Порок и соль хрустят в колене —
Там отложилось мастерство.

Болит мозоль, скрипит сустав,
И узы отношений ржавы…
На подъездных путях устав,
Мы трогаемся… Как вы правы!

Могу сказать, но неохота,
Хочу молчать – но не могу.
И подступает в порах рвота
Приязни к старому врагу.

Ах, эта польза усвоенья! —
Редеет зуб, тусклеет глаз…
И заклеймит меня в измене
Стареющий поздней на час!

Сапог не одинок —
у сапога есть пара.
Жить одному – порок,
отнюдь не только кара.

И мы два сапога,
нас пара – вот удача!
Но врозь, как два врага,
стоим. Стоим и плачем.

Я в этом изнемог:
холодный, как сапожник,
один над нами Бог,
но две зато таможни.

Спит в поселке каждый дом,
Свет лишь в домике пустом…

Тень выходит на балкон,
Издает глубокий стон:
«Синий воздух, белый свет!
Нету счастья, жизни нет…»