Артур Дойл - Хозяин Черного Замка и другие истории (сборник)

Поужинав, мы втроём собрались на военный совет. Тут-то Краббе и изложил передо мной суть своих проблем.

– Ради всего святого, Бартон, скажи, что мне делать! – воскликнул он. – Прославься я чем-нибудь, и всё бы пошло как по маслу, но на мою дверную табличку никто и внимания не обращает, тем более что врачей в районе – что сельдей в бочке. Не удивлюсь, если окажется, что все тут полагают, будто я – доктор богословия. Ладно бы ещё мои конкуренты были стоящими специалистами, так нет же! Всё это – ископаемые сморчки, отставшие от времени на полвека, не меньше! Взять хотя бы старого Маркхэма, который живёт вон в том кирпичном доме и лечит практически весь город. Готов поклясться, он понятия на имеет, в чём разница между локомоторной атаксией и гиподермическим спринцеванием, но поди ж ты – известен в массах! Покорность, с какой это стадо больных баранов плетётся к нему в приёмную, просто-таки отвратительна!

А чего стоит Дэвидсон, что живёт чуть дальше по этой же дороге! Хочешь знать, кто он? Член Американского лингвистического общества! Вот так. На днях рассуждал в медицинском собрании об эписпастическом параличе, – представь, перепутал его с эписпастическим ликвором [106]. А заработки этого типа на порядок выше моих!

– Ну, так стань известным, начинай публиковаться, – сказал я.

– Но о чём писать, скажи на милость? – взмолился Краббе. – Где взять хотя бы одну историю болезни, если больных – нет?! Наливай себе и давай-ка сюда бутылку.

– Может быть, тебе самому пару историй выдумать? Ну, для начала хотя бы?

– Хорошая мысль, – задумчиво проговорил Краббе. – Тебе, кстати, не попадалась моя «Дискосферическая кость в желудке утки»?

– Попадалась. По-моему, вышло неплохо.

– «Неплохо» – не то слово. Уточка-то моя, дружище, костяшку домино сожрала! Ко мне она слетела ну словно ангел с небес! Потом я взялся за эмбриологию рыб, поскольку рассудил так: если даже я в этом деле ровно ничего не смыслю, то уж по меньшей мере девяносто пять процентов населения в этом – мои полные единомышленники. Но выдумывать от начала и до конца целые истории болезней… Не слишком ли это смело?

– Тяжкий недуг требует сильнодействующих средств, – заметил я. – Помнишь старика Хобсона из нашего колледжа? Раз в год он отправляет в «Бритиш медикэл» письмо, обращаясь к читателям с просьбой сообщить ему, во сколько сейчас обходится содержание лошадей в деревне. А потом в справочнике напротив своего имени указывает: «Автор оригинальных вопросов и реплик научного свойства, регулярно публикуемых научными изданиями».

Хохот Краббе прозвучал как в лучшие наши студенческие годы.

– Ладно, старина, – наконец сказал он, – продолжим наш разговор завтра. В конце концов, ты у нас гость: нельзя же мне быть таким эгоистом. Пойдём побродим: обозрим наши бриспортские красоты, если можно так выразиться.

С этими словами он набросил на себя какое-то траурное пальтишко, нацепил очки, нахлобучил шляпу с уныло отвисшим краем, и остаток дня мы провели, прогуливаясь туда-сюда и обсуждая всякую всячину.

На следующий день военный совет собрался повторно. Было воскресенье: мы уселись с трубками у окна и принялись разглядывать уличную толпу, перебирая один за другим возможные планы завоевания местной публики.

– Трюк Боба Сойера? Пройденный этап, – уныло отчитывался Краббе. – Да, прихожу в церковь, сижу там какое-то время, потом сломя голову выбегаю в самый разгар службы… Всё без толку – никто не знает, кто я такой! В прошлом году накатал перед парадным чудную ледовую дорожку: на протяжении трёх недель ежедневно полировал её по ночам. За всё это время поскользнулся на ней только один человек, да и тот поковылял через дорогу к приёмной Маркхэма. Ну разве это не ужас?

– Это – ужас, – согласился я.

– Наверное, следовало бы с апельсиновыми корками поэкспериментировать, – продолжал Том, – но, слушай, когда перед домом врача весь тротуар ядовито-жёлтый, по-моему, это так противно!

– Противно, согласен, – кивнул я.

– Как-то ночью явился ко мне парень с разбитой башкой, – вспомнил Том. – Я наложил ему швы, но он оставил кошелёк дома! Через неделю пришёл снимать швы – снова без денег! По сей день этот парень, Джек, где-то разгуливает с куском моей верёвки в голове, и пока я не увижу денег, она там останется!

– А не сотворить ли нам несчастный случай, благодаря которому ты стал бы известен широкой публике? – предположил я.

– Дорогой мой, это мне как раз и нужно. Пропечатай моё имя в «Бриспорт кроникл», и пять сотен годовых, считай, в кармане. Тут же отношения почти семейные: люди хотят одного – точно знать, что я – здесь, с ними. Но если не уличной дракой и не увеличением численности своего семейства, то как ещё я могу им сообщить о себе? Ах, эта дискосферическая кость в утке! – как могла бы она взволновать сердца людей! Подхвати благую весть Гексли [107]или кто другой, для меня это был бы блестящий дебют. Но все восприняли известие с таким отвратительным спокойствием, будто домино – это утиный корм.