Александр Солженицын - Раковый корпус

Итак, за «Раковый корпус» А. С. принялся в январе 1963 г. После пуб ликации рассказа «Один день Ивана Денисовича» («Новый мир». 1962. № 11) и «двух рассказов» – «Случай на станции Кочетовка» (в журнале – Кречетовка) и «Матрёнин двор» (Там же. 1963. № 1) А. С. стал двигать сразу «четыре больших вещи». Собирал материалы к «Архипелагу ГУЛАГу» и «Красному Колесу», выцеживал из «Круга первого» главы «для неожиданной когда-нибудь публикации» и «начал “Раковый корпус”» [9].

В начале марта 1963 г. А. С. обратился в Ташкент к заведующей отделением онкодиспансера Лидии Александровне Дунаевой (в повести её биографией и чертами наделена Людмила Афанасьевна Донцова) и своему лечащему врачу Ирине Емельяновне Мейке (на неё ориентирована Вера Корнильевна Гангарт) с просьбой подробно рассказать о себе и ответить на комплекс вопросов из области медицины. В ответ между 13 и 16 марта Ирина Емельяновна написала главным образом о своей наставнице Л. А. Дунаевой, которая в те дни обследовалась в Москве с подозрением на опухоль в желудке. 28 марта А. С. повторил просьбу: «Я понимаю, что Вам, может быть, не до того, но очень прошу Вас выделить время, совершить такой труд и помочь мне обстоятельно написать о себе, может быть, даже не одно письмо, а несколько. Мне хочется, чтобы Вы или такой же человек, похожий на Вас, по Вашему желанию (можно ближе или дальше), ходил бы по моей девятой палате – и улыбался Вашей приветливой улыбкой. Мне для этого надо знать всё порядочно, а я ведь ничего не знаю. Если бы Вы могли уделить внимание и прислать вот такую биографию» [10]. Написать о себе Ирина Емельяновна решилась не раньше осени, о чём можно судить по содержанию письма: «Сейчас у нас тепло. Снега нет. Рынки – со свежими фруктами» [11]. Причиной многомесячных колебаний стала давняя семейная трагедия: «Был брат-инженер. Пострадал от эпохи – расстрелян в 1938 г. и посмертно реабилитирован. Это сообщили 65-летней старухе-матери, вызвав её в органы. Мы даже не знали, что с ним случилось такое. Знали, что посажен, и всё. Всё это убило мать! <���…> Случившееся угнетало всю нашу семью. <���…> Свою сознат<���ельную> жизнь я жила угнетённая этим обстоятельством» [12]. Всё это А. С. узнал слишком поздно, и личная история Веры Гангарт не совпадает с личной историей И. Е. Мейке.

Л. А. Дунаева ответила А. С. тремя письмами (первое датировано 20 марта, третье – 30 сентября 1963), тщательно заполнив обширный вопросник, составленный писателем.

В апреле – мае 1963 г. А. С. пишет для «Нового мира» А. Т. Твардовского рассказ «Для пользы дела». Отправив рукопись в редакцию, возвращается к «Раковому корпусу».

29 октября 1963 г. «Новый мир» заключил договор с А. С. на повесть в десять листов. В тот же день член редколлегии В. Я. Лакшин записал в дневнике, что в редакцию «приезжал Солженицын»: «…к следующей осени обещает кончить для нас <���…> повесть “Раковый корпус”. Речь идёт о ташкентской больнице, где его спасли. <���…>

О повести “Раковый корпус” А. И. сказал, что не предвидит трудностей для её появления в печати. Возник вопрос, можно ли объявить её в проспекте? Твардовский и все мы советовали переменить, пока хотя бы условно, название. “Больные и врачи”, например. Солженицын это отверг.

Потом в пустом кабинете Марьямова (тоже член редколлегии «Нового мира». – В. Р. ) мы говорили с А. И. наедине, и он объяснил мне: ему не хочется, чтобы, пока он не будет появляться перед читателями, его считали автором повести “Больные и врачи”. В этом названии есть нечто заведомо нейтральное, и может даже почудиться отступление, заранее обдуманное равновесие. Вот если бы одни “Больные”… Об этом ещё можно бы подумать. <���…>

Я предложил Солженицыну полечить его новейшими способами у моего друга В. Г. (Валентина Ивановича Говалло, доктора медицинских наук. – В. Р. ). Он ответил, что сейчас хорошо себя чувствует, практически здоров и не хочет экспериментов. Впрочем, просил за своего приятеля – геолога, у которого запущенный рак. (Этот человек – герой его будущей повести – лежал с Солженицыным.) Я обещал узнать, сможет ли В. Г. помочь ему. Вечером мы созвонились по телефону» [13].

В письме Лакшину 29 декабря 1963 г. А. С. сообщил: «Никакого недоразумения с бластофагом (онкологом, буквально: пожирателем опухолей. – В. Р. ) не произошло, я дал адрес Вашего московского приятеля своему подопечному» [14].

О попытках переименовать «Раковый корпус» в редакции «Нового мира» рассказывает и А. С.: