Владимир Набоков - Под знаком незаконнорожденных

Он, видимо, кнопку нажал или повернул рычажок, потому что вдруг припустили распутные трубы, и добряк добавил уважительным шепотком:

– Музыка в вашу честь.

Однако звуки оркестра потонули в визгливом звонке телефона. Очевидно, большие новости, ибо Кол опустил трубку триумфально-напыщенным взмахом руки и указал Кругу на занавешенную дверь. После вас.

Он был человек светский; Круг таковым не был, Круг рванул вперед, как неотесанный боров.

Сцена без номера (во всяком случае, один из последних актов): просторная ожидальня в роскошной тюрьме. Изящная модель гильотины (с чопорной куклой в цилиндре – обслуга) под стеклянным колоколом на полке камина. Масляные полотна, темно трактующие разные религиозные темы. На низком столике кипа журналов («Geographical Magazine», «Столица и усадьба», «Die Woche», «Дегустатор», «L’Illustration»). Один или два книжных шкапа, книги обыкновенные («Маленькие женщины», III том «Истории Ноттингема» и прочее). Связка ключей на стуле (забытая одним из стражей). Стол с закусками: тарелка бутербродов с селедкой и ведро воды в окружении кружек, прибывших сюда с различных немецких курортов (на кружке Круга – вид Бад-Киссингена).

Дверь в глубине сцены широко растворилась, множество фотографов и репортеров образовали живую галерею, по которой двое дородных мужчин повели тоненького испуганного мальчика лет двенадцати-тринадцати. Голова его была свежеперебинтована (говорят, винить некого, он поскользнулся на полированных полах Музея Ребенка и стукнулся лбом о модель машины Стефенсона). Черная школьная форма, ремень. Локоть его взлетел, прикрывая лицо, когда один из мужчин сделал внезапный жест, желая обуздать рвение репортеров.

– Это не мой ребенок, – сказал Круг.

– Ваш папа все шутит, все шутит, – добродушно поведал ребенку Кол.

– Мне нужен мой ребенок. Это чей-то еще.

– Что такое? – резко спросил Кол. – Не ваш ребенок? Глупости, милейший. Протрите глаза.

Один из дородных мужчин (это полицейский в штатском) вытащил документ и вручил его Колу. В документе значилось ясно: Арвид Круг, сын профессора Мартина Круга, прежнего вице-президента Академии медицинских наук.

– Повязка, возможно, отчасти изменила его, – поспешно произнес Кол, и нотка отчаяния втерлась в его говорок. – И потом, конечно, мальчики так быстро растут…

Охранники вышибали у фотографов аппараты и выпихивали репортеров из комнаты. «Мальчишку держи», – сказал отвратительный голос.

Новопришедший, человек по имени Кристалсен (красное лицо, синие глаза, высокий крахмальный воротничок), бывший, как выяснилось впоследствии, Вторым секретарем Совета Старейшин, подошел к Колу вплотную и спросил у несчастного Кола, придерживая его за узел на галстуке, не полагает ли Кол, что он в некотором роде несет ответственность за это идиотское недоразумение. Кол все еще надеялся, неизвестно на что…

– Совершенно ли вы уверены, – продолжал он расспрашивать Круга, – совершенно ли вы уверены, что этот парнишка – не ваш сынок? Философы, сами знаете, люди рассеянные. И освещение тут не так чтобы знатное…

Круг закрыл глаза и сквозь стиснутые зубы сказал:

– Мне нужен мой ребенок.

Кол поворотился к Кристалсену, развел руками, и с губ его слетел беспомощный, безнадежный, лопающийся звук [пффт]. Тем временем ненужного мальчика увели.

– Примите наши извинения, – сказал Кол Кругу. – Такие ошибки неизбежно случаются, когда арестов производится слишком много.

– Или недостаточно, – хрустнул Кристалсен.

– Он хочет сказать, – сказал Кол Кругу, – что те, кто повинен в этой ошибке, будут примерно наказаны.

Кристалсен, même jeu:

– Или жестоко за это поплатятся.

– Вот именно. Разумеется, все будет улажено без проволочек. Тут у нас в здании четыреста телефонов. Вашего потерявшегося малыша отыщут вмиг. Я понимаю теперь, почему прошлой ночью жене моей приснился этот ужасный сон. Ах, Кристалсен, was ver a trum [какой сон]!

Двое чиновных – тот, что поменьше, громко болтая и хватаясь лапкой за галстук, другой – угрюмо безмолвствуя, ледовитые очи его смотрели прямо вперед – покинули комнату.

Круг снова ждал.

В 11.24 вечера в комнату втиснулся полицейский (уже в форме), искавший Кристалсена. Он хотел бы узнать, что им следует сделать с неподходящим мальчиком. Разговаривал он хриплым шепотом. Услышав от Круга, что эти ушли вон туда, он еще раз показал пальцем на дверь, вопросительно, деликатно, и на цыпочках прошел через комнату, адамово яблоко его робко подрагивало. И протекли столетья, пока он совершенно бесшумно затворял дверь.