Александр Володин - С любимыми не расставайтесь! (сборник)

– Сергей Петрович!

Его окликнула Ласточкина, которая в платье стояла у стены и загорала. Она смеялась и грозила Чеснокову пальцем.

– Главное – это не зависеть от мнений, – сказал Чесноков девушке, сидевшей на лодке. – Если ты стал зависеть от мнений каких-то людей, беги от них куда глаза глядят.

– Это вы мне? – удивилась девушка.

– Я говорю вообще. Но если это вам пригодится, пожалуйста. Вообще, когда ты ни от кого и ни от чего не зависишь, освобождаются гигантские резервы времени просто для радости и счастья жизни.

Он встал и пошел вдоль берега к дому. Сплетаясь, синели лыжни. Со снежных высоток скатывались лыжники, многие были раздеты до пояса, у некоторых на груди висели транзисторы – то громче, то тише, то тут, то там звучала музыка.

Чесноков достал из портфеля газету, прочитал телевизионную программу и пошел быстрей.

Я не согласен с теми, кто клянет телевизор. Как иначе мы увидели бы спортивные соревнования, крупных артистов, писателей, ученых, передачи из Москвы и Ленинграда. Чесноков любил телевизор. Он поставил его так, чтобы можно было смотреть лежа на диване. Под рукой у него всегда была книжка, чтобы почитать, конфеты, чтобы пососать, и соседские дети, чтобы было с кем обсудить передачу.

Но вот он взглянул на часы и поднялся.

– Дети, когда будете уходить, не забудьте выключить, – сказал он.

– А это кто? – напоследок спросил мальчик.

– Это крупнейший в Советском Союзе студент, – ответил Чесноков и ушел.

В те времена мы с ним виделись редко.

Его тогда тянуло к людям случайным, к таким знакомствам, которые не накладывали на него обязательства и никак не посягали на его независимость. Дружба всегда к чему-то обязывает.

Почему в этот вечер он пришел ко мне?.. Вероятно, потому, что, утвердившись в новых убеждениях, он захотел утвердить их и в глазах своих прежних друзей.

Маша уже спала – с тех пор как уехал Костя, кончились песни, исчезли приятели, она ложилась рано, и я боялся, что мы ее разбудим.

– Давненько мы не виделись, – весело сказал он. – Как жизнь?

– Ничего. Как вы?

– Я неплохо. И даже более того: хотите видеть счастливого человека? Вот он. Я решил написать краткое руководство о том, как это делается.

– Тише, – попросил я, – Маша спит.

– Во-первых, я перестал суетиться. Раньше любая неприятность приобретала для меня огромные размеры. Теперь у меня вообще нет неприятностей.

– Завидую.

– Хотите, я вас научу?

– Буду рад. Только потише.

– Хорошо. Вот один из частных способов: посмотрите на улицу.

– Смотрю.

– И представьте себе, что это другой город. И живут в нем другие люди, которые вас еще даже не знают. И сразу все переменится. И все неприятности остались в прежнем городе, они забыты, их нет!

– Если вам действительно хорошо, то я за вас рад.

– Мне действительно хорошо!

Машу мы все-таки разбудили.

Она вышла непричесанная, заспанная, взглянула на Чеснокова хмуро и хотела уйти, но он сказал:

– Маша! Вы все время смотрите на меня так, словно решаете вопрос, что бы вам предпринять – зажарить меня целиком или нарезать и положить в салат.

Маша пожала плечами в знак того, что не понимает даже, о чем речь.

– Ладно, не будем выяснять отношения. Как поживают наши песенки? Сочинили что-нибудь новое?

– Нет!

– Что так! Население требует песен!

– Песен нет и не будет, – сказала Маша и хотела уйти, но Чесноков ее задержал:

– Так нельзя, Маша. Я должен с вами поговорить.

Я знал, что разговор этот добром не кончится.

– Не стоит, Сергей Петрович, пусть идет, у нее плохое настроение.

– Это по моей специальности, – обрадовался Чесноков. – Это я беру на себя!

– Вы хотите со мной поговорить? – спросила Маша. – Пожалуйста. Веселый человек, я хочу напомнить вам один случай из вашей практики. Помните, как вы не стали удалять мне зуб, а решили гнать зайца дальше?

– Был такой случай, – сказал Чесноков. – Там была одна сложность, комиссия.

– Ах, комиссия? Тогда все в порядке. Где она помещается?

– Она нигде не помещается, это была временная комиссия.

– Куда же мне адресовать заявление?

– Какое заявление?! – рассмеялся Чесноков.

– Мне надо подать заявление, что в связи со всеми этими обстоятельствами оказались разбитыми две судьбы. Вот так получилось – две человеческие жизни…

– Не понимаю, – встряхнув головой, сказал Чесноков.

– И все, подумать, из-за одной временной комиссии, была бы хоть постоянная!..

– Маша, успокойся, – сказал я.