Евгений Чириков - Зверь из бездны

– Ху, ты, Боже мой, привыкли при електричестве!.. Берите ребенка, а то брошу!..

Вероника приняла тычком поданного ребенка. Ермишка собрал сушняка, долго не мог разжечь его и ругался. Расшевырял корзинку с провизией, там было много газетной бумаги, потом поломал и самую корзинку: она из тонкой и смолистой щепы. Запылал в пещере огонь, тени запрыгали по откосам стен, красноватые отблески заиграли под потолком, где красиво свешивались сталактитовые сосульки. Потом потолок исчез в дыму, который полз в верхнее отверстие, оставляя пещеру на высоту аршин двух чистой, недымной.

– Пожалуйте, мамзель! Прошу к нашему шалашу! Сейчас и чайник скипятим, вода под боком. Одним словом – будем жить-поживать, друг дружку пожимать!..

Ермишка вылез из пещеры:

– Ну влезайте! Ну чего тут еще…

И опять в тоне Ермишки – нетерпение и приказание. Вероника все уже успела взвесить, все опасности и все возможности защиты, – она продолжала выдерживать тон ничего не понимающей барышни, все еще не теряя надежды, что она ошибается в оценке этого приказательного тона. Склонилась и едва протискалась между обвалившейся глыбой и скалой пещеры. И тут окончательно поняла, что никакой надежды не остается: когда она, нагнувшись, тискалась в входное отверстие пещеры, Ермишка, помогая пролезть, позволил себе такое дерзкое касание, что никаких сомнений уже не осталось:

– Эх! – простонал с надрывом Ермишка.

Вероника победила и гнев, и оскорбление, и ужас от этой мерзкой выходки. Она ласково, со смешком, сказала, обернувшись:

– Ты осторожнее! Больно ведь так…

– А когда поручики, так ничего?

Промолчала, не ответила. Положила ребенка, поправила перчатку, за которой прятался маленький защитник женского целомудрия и чести; окинув пещеру, выбрала, как стратег перед боем, выгодную позицию в углу и, поджав под себя ноги, села так, чтобы во всякий момент можно было вскочить на ноги. Стала, как птица на дереве за охотником, следить за всеми движениями Ермишки. Тот втащил все вещи, разложился на полу. Снял пиджак, разостлал вверх прокладкой, положил подушку сухой стороной.

– Ложитесь, барышня! А я покуда чайник скипячу. Подушечка мягенькая, пуховая. Одно досадно: мягкой перинки для вас нет… Потом одеяло посушим и прикроемся…

– Немножко посижу. Спать не хочется.

– А вы башмаки-то скиньте, я их просушу.

Подошел к ребенку. Свое пальто сложил внутрь, постлал и, освободив одеяло, положил ребенка на пальто. Зацепил одеяло концами за трещины в скале перед огнем костра, чтобы высохло. Пошел с чайником за водой… Не убежать ли, пока можно? А ребенок? «Господи, помоги нам!» Подкралась к выходу и выглянула. Темень. Дождь. Куда побежишь? Все равно поймает. И разве можно бросить Евочку? Этот зверь изуродует ребенка… Вот он уже возвращается… Отскочила и, поджав колени, снова села на прежнем месте. Ермишка влез и воткнул свежесрезанный кол в землю, чтобы повесть над огнем чайник.

– Вот я вас чайком разогрею, барышня, и в постельку! Покушать тоже можно. Поди, проголодались?

– Нет.

– А я еще маленько за ваше здоровье выпью, – вот у нас дело и пойдет.

Опрокинул в рот горлышко бутылки, и было слышно, как булькала водка, перекатываясь в утробу Ермишки.

– Эх! Хорошо! Выпили бы рюмочку! Для лихорадки? Отсырели, небось… Я вас высушу. Жарко будет, барышня!

Встал, подошел к Веронике.

– И что такое, княгиня? Поцеловать вас охота, а боюсь. Ручку даже не раз целовал, а вот в уста не доводилось… Вы как полагаете об этом? Достоин я за все мои заслуги перед вами?

– Только не сейчас. После… после чаю.

– Можно подождать. Ночь-то наша. А ведь я думал, что вы рассердитесь!..

– На что? Вот пустяки!

– Правильно! Значит, сладимся? Торговаться не будем?

Вероника кивнула головой. Все это было так неожиданно для Ермилы, что он ушам не верил. Согласна! С ним, солдатом! Озлился вдруг, точно она его обидела этим неожиданным согласием. Значит, гулящая, со всеми путается… А он думал, что силком придется…

– Вот и поглядите, кто слаще: поручик или солдат…

– Погляжу.

– А кто у тебя первый был?

Перешел вдруг на «ты». В разговоре начал вставлять неприличные слова и ругательства.

– Я так полагаю, что теперь нет промежду вами, девчатами, которые невинные, то есть с мужчинами дела не имели… Время такое. Может, разя только вот эта девчонка – в неприкосновенности еще… А все-таки один раз я невинную имел! – похвастался Ермишка и рассказал про случай с помещичьей дочкой. Подал Веронике чашку с чаем, без блюдечка, подал сахар. Когда она взяла чашку, скользнул рукой под мышку, тронул грудь и опять со стоном крякнул: