Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

К горлу Кента что-то подступило, и он слегка застонал. Он слышал отдаленное пение, удалое и свободное, как сами привольные леса, и ему вдруг захотелось высунуться всем телом из окошка и прокричать им свое последнее «прости». Караван шел на Север. Кент знал, куда именно он шел. Для худощавых и загорелых людей, которые шли на баржах, наступят много месяцев чистой, здоровой жизни под радостными открытыми небесами. И, подавленный охватившим его желанием уплыть вместе с ними, Кент откинулся назад на подушки и закрыл глаза.

В эти мгновения мозг его быстро и ярко представил ему все то, что он теряет. Завтра или послезавтра он будет уже мертв, а караван будет все плыть и плыть – к Великим порогам Атабаски, к Порогам Смерти, отважно бросаясь в бой со скалами и быстринами Большого водопада, водоворотами Чертова Рта, кипящими пеной Зубами Дракона, – и затем войдет в Невольничье озеро и в Макензи, пока, наконец, последний, разбитый о скалы нос баржи не вопьется в холодную влагу Ледовитого океана. А он, Джемс Кент, будет мертв!

Теперь баржи выбрались уже на ровное течение, и при виде того, как они уходили, Кенту показалось, что это последние беглецы, спасавшиеся от стального чудовища. Сам не сознавая что делает, он протянул к ним руки, и душа его прокричала им последнее «прости», хотя губы и оставались безмолвными.

Послышалось щелканье ключа; дверь отворилась, и вошел доктор Кардиган. На лице у него было напряженное выражение, которого он не мог и не умел скрыть. Он принес Кенту табак. Приложив затем ему к груди ухо, он выслушал его.

– Я и сам иногда слышу… – сказал ему Кент. – Что, хуже?..

Кардиган кивнул ему головой.

– Будете курить, – ответил он, – только ускорите развязку. Я принес вам табак только потому, что это было ваше последнее желание. Но если уж вы так хотите…

Кент тотчас же протянул руку к табаку.

– Стоит того… – сказал он. – Спасибо, голубчик!

Он набил трубку, а Кардиган поднес ему спичку. И в первый раз за эти две недели из губ Кента потянулся табачный дым.

– Караван пошел на Север, – сказал он.

– Да, груз большей частью для Макензи, – ответил доктор. – Далекий путь!

– Самый лучший на всем Севере. Три года тому назад мы вместе с О’Коннором прошли его весь на баркасе взад и вперед. И сдружились с ним. Да вот, кажется, и его шаги!

И действительно, из соседней палаты до них донесся звук приближающихся шагов.

Вошел О’Коннор, и как-то сразу, в одно мгновение, вышел из комнаты и Кардиган. Сержант держал в руке ярко-красные лесные цветы.

– Это патер Лайон приказал передать тебе… – начал он. – Приходя сюда, я нарушаю правила, но я должен кое-что сообщить тебе, Джимми. Я нисколько не верю тому, будто бы ты мог убить Джона Баркли; не верит этому и сам наш инспектор Кедсти, но все-таки вследствие твоего признания он принимает против тебя спешные меры. А теперь я хочу поставить вопрос ребром: действительно ли ты убил Баркли?

– Значит, ты не веришь исповеди умирающего? – ответил ему Кент.

– Черт побери, я спрашиваю: ты это сделал или не ты?

– Я.

О’Коннор уселся, вцепившись пальцами в край стола.

– Я так расстроен от всех этих неожиданностей, – сказал он. – Но, надеюсь, ты ничего не будешь иметь против, если я спрошу тебя про девушку?

– Девушку?! – воскликнул Кент. Он уставился на О’Коннора. – Какую девушку? – переспросил он.

Сержант в свою очередь уставился на него с вопросительной серьезностью.

– Вижу, что и ты не знаешь ее, – сказал он. – Я тоже ее не знаю. Никогда раньше не видал. Вот почему я и сомневаюсь насчет инспектора. Как-то странно все это… Когда мы уходили давеча от тебя, он потребовал от меня, чтобы я сопровождал его домой. Мы пошли. Вдруг он изменил намерение и сказал, что мы должны идти уже не к нему домой, а в канцелярию. Когда мы проходили через тополиную аллею, то на ней, в каких-нибудь десяти шагах от нас, стояла девушка; она остановила меня, потом Кедсти. Я услыхал, как он что-то прокряхтел, произнес такой звук, точно его кто-то ударил. Я никогда еще не видал такой девушки, такого лица и таких волос и уставился на нее как дурак. Она пристально взглянула на Кедсти и так некоторое время продолжала смотреть на него, а затем обогнала нас. Ни слова не сказала.

Он взял со стола спичку и погрыз ее.

– Кент, клянусь, – продолжал он, – что когда я взглянул потом на Кедсти, то он был бледен как полотно. В его лице не было ни кровинки, и он растерянно смотрел перед собой, точно девушка все еще стояла там. А затем он опомнился, крякнул и вдруг сказал: «Сержант, мне нужно вернуться, чтобы поговорить с доктором Кардиганом. Можешь немедленно выпустить Мак-Триггера на свободу!»