Эдвард Радзинский - Я стою у ресторана - замуж – поздно, сдохнуть – рано! (сборник)

– Добре, добре… – сказал Попов, обходя мемориал. – Все добре… Но чего это она у вас так орет?

– Она зовет Луначарского! – яростно завопил скульптор.

– Не понял? – сказал Попов.

Он действительно не понял. Скульптор смолчал – и рот матери закрыли.

Короче, вот так жил Попов и не тужил, пока не случилась с ним история.

Он должен был произнести речь на открытии некоего облдрамтеатра. Неприятности начались уже на городском вокзале: его не встретили. А Попов к тому времени совершенно разучился сам ходить по улицам. Потому он остался в поезде ждать встречающих. Так и загнали его в поезде на запасные пути. Но потом все-таки приехала за ним долгожданная черная машина, и нашли его на запасных путях. А дальше все как по маслу! Привезли в театр – и сразу в президиум. Сидит. Но тут выясняется, что Попов забыл речь. Оставил ее, проклятую, в поезде, на запасных путях, с огорчения.

И вот вызывают его на трибуну.

Первые слова дались Попову легко: «Дорогие товарищи!» А вот третье слово отсутствовало. Он уже в шестой раз произнес: «Дорогие товарищи!» В зале громко засмеялись, а руководитель области мрачно сказал с места: «Ну а дальше-то будет?»

И тут со страха Попов забыл еще одно слово. Осталось только «Дорогие!». Он вытягивал руки с трибуны и все произносил: «Дорогие!.. Дорогие!.. Дорогие!..» Так и пришлось его снять с трибуны. Но уходить он не хотел, а все кричал: «Дорогие!»

Некоторое время он лежал в больнице, и товарищ Козлов сказал:

– Не надо над этим смеяться. Со всяким может случиться. Кроме того, что он сказал там плохого? «Дорогие»? А разве они не дорогие, наши люди?

И отправили Попова на спорт. И руководил. До самой пенсии. Только вздрагивал, когда, читая речи, произносил: «Дорогие товарищи!»

– Вы все время забываете! – заорал Лысый и Отвратительный. – У нас «Де-Декамерон»… Требую непристойного, но, конечно, нашего социалистического непристойного… то есть пристойного непристойного… Может ли, к примеру, кто-нибудь пристойно рассказать… о современном Дон Жуане? Ах, как покойник любил Дон Жуана… Однажды, пьяный, он мне говорил…

– Я могу! – решительно прервал Лысого женский голос. – Итак, жил-был Дон Жуан…

Все приготовились слушать.

Этот Дон Жуан был студент… Было ему девятнадцать лет, он учился в Москве, во Втором медицинском, а родом был из веселого города Одессы – думаю, этим многое сказано. Короче, стоило ему увидеть даму: юную, зрелую, совсем юную, совсем зрелую – и в сердце его немедленно вспыхивал пожар. Это прекрасно – жить в состоянии вечной страсти, но несколько неудобно, ибо яростный Амур добивал его в самых неподходящих местах. Однажды из окна троллейбуса он заметил высокую девушку в короткой юбке. И хотя лица девушки он так и не увидел, но двигающиеся женские ноги заставили его криком остановить троллейбус. Что делать, наш студент влюблялся не просто в девушек, о нет! Как и подобает истинному Дон Жуану, его приводили в экстаз даже отдельные части женского тела. Перечисляю важнейшие из них в алфавитном порядке: 1) грудь; 2) задница; 3) ноги. Не скрою, что остальные части тела, как то: спина, щиколотка, плечо – тоже волновали его. И еще как волновали! Например, однажды Амур подстерег нашего героя на институтском вечере, где он влюбился в обнаженные полные плечи. Перепуганная его страстью полноплечая нимфа попросту от него убежала. Но он начал свое сафари. Кончилось тем, что она скрылась в женском туалете. Что сделал Дон Жуан? Вошел за ней следом в туалет, распугав с воплем выбежавших девиц, и запер за собой дверь! Естественно, через некоторое время у туалета выросла очередь жаждущих осуществить законное свое право (удары в дверь, крики!). Целых полчаса он держался в осажденном туалете, как три мушкетера в осажденной Ла-Рошели…

А теперь собственно история.

Однажды наш студент, бродя институтскими коридорами, столкнулся с Ней. В этот раз страсть явилась к нему в виде могучих ног студентки выпускного курса из города Вологды: это были ливанские кедры с округлыми солнцами-коленями, увенчанные остальным телом. Когда прекрасноколенная вологдчанка уселась на подоконник с книгой и ее полные колени замаячили перед глазами нашего несчастного студента, – он был окончательно повержен! Он знал, как трудна любовь с периферийной студенткой. Но он храбро бросился в пожар. Неделя прошла в тщетных ухаживаниях. В глубине души он надеялся, что привыкнет наконец к этим удивительным ногам, что страсть его поутихнет, но! Но когда они (эти ноги) шли по коридору, – клянусь, они фосфоресцировали! Что творилось тогда с несчастным: его глаза блуждали, рот был полуоткрыт, лицо сведено нежной судорогой! Короче – страсть! Страсть, которой так страшатся периферийные девушки!