Владимир Орлов - Истощение времени (сборник)

Она говорила отрывисто и жестко. Словно злилась. На себя и на человечество. Букварю хотелось возразить ей, но он молчал. Возражать – значит рубить концы. Повернуться напоследок и уйти. Не решился. И у Зойки оставался довод, на который он не мог дать теперь ответа… Она его высказала:

– Ты-то вот идешь со мной…

Ну, скажи, повернись и уйди!.. Промолчал.

– Ладно. – Зойка вдруг освободила его от необходимости возражать, улыбнулась даже. – Я не обижаюсь. Это хорошо, что у нас лаборатория. Веселее. Всегда интереснее экспериментировать. С любовью было бы очень скучно… – Потом она сказала: – Погоди, Букварь, у меня что-то попало за голенище. Мокрое и противное, как жаба.

Зойка прыгала на одной ноге, пытаясь стащить сапог. Сапог был грязный и скользкий. Букварь держал ее за плечи, но она все-таки потеряла равновесие и уткнулась лицом в его грудь. Потом сапог сполз, из него вывалился кусок грязи.

– Ну вот, – сказала Зойка, – а то ходить с мокрой жабой.

Зойка смеялась. Ее глаза были совсем рядом.

– Да, с жабой ходить неудобно, – сказал Букварь. Он прижал к себе Зойку и поцеловал ее влажные губы.

– Неудобно. – Зойка смеялась. Потом она сказала: – Пойдем.

А куда идти? Некуда. Просто идти, и все.

«Ну вот, – подумал Букварь, – все просто…» Он так и не мог понять, радоваться или огорчаться тому, что произошло.

Зойкины сапоги ступали медленно и чуть кокетливо, и Букварь снова вспомнил розовую полоску чулка.

– А ты быстрый, – сказала Зойка.

– А чего? – не успел среагировать Букварь.

– Ты всегда такой? – В голосе Зойки слышались и ирония, и горечь, и усталость, и любопытство.

– Всегда такой, – бодро проговорил Букварь.

Ему хотелось казаться сейчас настоящим мужчиной, сильным, великодушным и энергичным. Он думал, что выглядит со стороны именно таким. Говорил глухо и значительно. Переставлял ноги медленно, словно не был уверен, стоит ли это делать.

– Ну, конечно, – сказала Зойка, – в тебе есть что-то такое… ну, неотразимое…

– Ну что ты! – скромно сказал Букварь.

– Нет, серьезно. Ты, наверное, всегда нравился девчонкам?

– Да вроде…

– Они вешались тебе на шею?

– Бывало, – не стал разочаровывать ее Букварь.

– А были у тебя девчонки, которых ты запомнил?

– Были, – не сразу ответил Букварь. – Одна была высокая, стройная. Чемпионка области по фигурному катанию. У нее здорово получались прыжки с оборотом. Она любила, когда я покупал ей мороженое… И еще одна… Рыжая… Искусствовед в музее. Та всегда торчала около нашего дома, делала вид… И еще…

– Вот ведь, – то ли с уважением, то ли с иронией произнесла Зойка.

– Да, вообще-то были…

Никого не было. Все он врет. Хвастает. Чтобы казаться мужчиной. Понимает, что врать глупо, стыдно, и все равно врет. Словно кто-то тянет его за язык. Сколько раз он ловил себя на том, что начинает хвастать! Чтобы казаться лучше, чем есть. Чемпионка! Когда-то мальчишкой он мечтал, что та, которую он полюбит, будет фигуристкой.

Букварь покраснел и для того, чтобы оправдаться, сказал резко:

– А ты, я слышал, запомнилась многим…

– Кому это?

– Ну… ну хотя бы Бульдозеру и Кешке.

– Кешку ты брось. Кешка – святой человек. – Она сказала это серьезно и сердито.

И снова шли молча, словно не было той минуты под фонарем.

Клуб все еще светился слева, вдалеке, и Букварь пожалел о том, что он не стоит у стены и не слышит, как шипит корундовая игла радиолы.

Сзади зашагали сапоги. Много сапог. Сапоги спешили.

Букварь не успел обернуться, потому что Зойка дернула его за рукав. Он, так и не сообразив, чего она хочет, отскочил в сторону вслед за ней. Зойка потянула его за руку, толкнула за черный угол общежития. Так они стояли молча, не дыша, прижавшись спинами к мокрой стене.

Мимо, по дороге, шли с танцев парни и девчата. Шли быстро, хозяйским шагом. Букварь знал их. Они работали в бригаде Чугунова. Марийцы и двое из его, Владимирской, области. Говорили громко и смеялись громко, словно всему Курагину хотели сказать: «Смотрите. Вот мы идем. Вот мы какие».

Букварь смотрел им в спины и вдруг понял, что испытывает чувство, похожее на страх. Понял, почему Зойка толкнула его за угол общежития. Он отвел бы глаза, если бы встретился взглядом с этими ребятами. Отвел бы.

– Ну вот, как подпольщики. – Шутка получилась жалкой.

– Пошли, – сказала Зойка.

Значит, надо прятаться? Прижиматься к мокрой стене общежития? Бояться глаз своих товарищей, словно делаешь что-то грязное? Значит, так? Но ребята уже ушли далеко. Черт с ними!