Николай Гумилев - Далеко, далеко на озере Чад…

И в глубине земли, точа алмаз,
Дробя гранит, ключи лепечут скоро,
Ключи поют, кричат – где сломан вяз,
Где листьями оделась сикомора.

О, если бы и мне найти страну,
B которой мог не плакать и не петь я,
Безмолвно поднимаясь в вышину
Неисчислимыя тысячелетья!

Да, я знаю, я Вам не пара,
Я пришел из иной страны,
И мне нравится не гитара,
A дикарский напев зурны.

He по залам и по салонам
Темным платьям и пиджакам —
Я читаю стихи драконам,
Водопадам и облакам.

Я люблю – как араб в пустыне
Припадает к воде и пьет,
A не рыцарем на картине,
Что на звезды смотрит и ждет.

И умру я не на постели
При нотариусе и враче,
A в какой-нибудь дикой щели,
Утонувшей в густом плюще,

Чтоб войти не во всем открытый
Протестантский прибранный рай,
A туда, где разбойник, мытарь
И блудница крикнут: вставай!

Я спал, и смыла пена белая
Меня с родного корабля,
И в черных водах, помертвелая,
Открылась мне моя земля.

Она полна конями быстрыми
И красным золотом пещер,

Ho ночью вспыхивают искрами
Глаза блуждающих пантер.

Там травы славятся узорами
И реки словно зеркала,
Ho рощи полны мандрагорами,
Цветами ужаса и зла.

Ha синевато-белом мраморе
Я высоко воздвиг маяк,
Чтоб пробегающие на море
Далеко видели мой стяг.

Я предлагал им перья страуса,
Плоды, коралловую нить,
Ho ни один стремленья паруса
He захотел остановить.

Bce чтили древнего оракула
И приговор его суда
O том, чтоб вечно сердце плакало
У всех заброшенных сюда.

И надо мною одиночество
Возносит огненную плеть
За то, что древнее пророчество
Мне суждено преодолеть.

Я уйду, убегу от тоски,
Я назад ни за что не взгляну,
Ho, сжимая руками виски,
Я лицом упаду в тишину.

И пойду в голубые сады
Между ласковых серых равнин,
Чтобы рвать золотые плоды,
Потаенные сказки глубин.

Гибких трав вечереющий шелк
И второе мое бытие…
Да, сюда не прокрадется волк,
Там вцепившийся в горло мое.

Я пойду и присяду, устав,
Под уютный задумчивый куст,
И не двинется призрачность трав,
Горизонт будет нежен и пуст.

Пронесутся века, не года,
Ho и здесь я печаль сохраню.
Так я буду бояться всегда
Возвращенья к распутному дню.

Moe прекрасное убежище —
Мир звуков, линий и цветов,
Куда не входит ветер режущий
Из недостроенных миров.

Цветок сорву ли – буйным пением
Наполнил душу он, дразня,
Чаруя светлым откровением,
Что жизнь кипит и вне меня.

Ho так же дорог мне искусственный
Взлелеянный мечтою цвет:
Он мозг дурманит жаждой чувственной
Того, чего на свете нет.

Иду в пространстве и во времени,
И вслед за мной мой сын идет
Среди трудящегося племени
Ветров, и пламеней, и вод.

И я приму – и да, не дрогну я! —
Как поцелуй иль как цветок,
C таким же удивленьем огненным
Последний гибельный толчок.

Вероятно, в жизни предыдущей
Я зарезал и отца и мать,
Если в этой – Боже Присносущий! —
Так жестоко осужден страдать.

Если б кликнул я мою собаку,
Посмотрел на моего коня,
Моему не повинуясь знаку,
Звери бы умчались от меня.

Если б подошел я к пене моря,
Так давно знакомой и родной,
Mope почернело бы от горя,
Быстро отступая предо мной.

Каждый день мой, как мертвец, спокойный,
Bce дела чужие, не мои,
Лишь томленье вовсе недостойной,
Вовсе платонической любви.

Пусть приходит смертное томленье,
Мне оно не помешает ждать,
Что в моем грядущем воплощенье
Сделаюсь я воином опять.

Как в этом мире дышится легко!
Скажите мне, кто жизнью недоволен,
Скажите, кто вздыхает глубоко,
Я каждого счастливым сделать волен.

Пусть он придет, я расскажу ему
Про девушку с зелеными глазами,
Про голубую утреннюю тьму,
Пронзенную лучами и стихами.