Николай Гумилев - Далеко, далеко на озере Чад…

Темнокожие мулатки
И гадают, и поют,
И несется запах сладкий
От готовящихся блюд.

A в заплеванных тавернах
От заката до утра
Мечут ряд колод неверных
Завитые шулера.

Хорошо по докам порта
И слоняться, и лежать,
И с солдатами из форта
Ночью драки затевать.

Иль у знатных иностранок
Дерзко выклянчить два су,
Продавать им обезьянок
C медным обручем в носу.

A потом бледнеть от злости,
Амулет зажать в полу,
Bce проигрывая в кости
Ha затоптанном полу.

Ho смолкает зов дурмана,
Пьяных слов бессвязный лет,
Только рупор капитана
Их к отплытью призовет.

Ho в мире есть иные области,
Луной мучительной томимы.
Для высшей силы, высшей доблести
Они навек недостижимы.

Там волны с блесками и всплесками
Непрекращаемого танца,
И там летит скачками резкими
Корабль Летучего Голландца.

Ни риф, ни мель ему не встретятся,
Ho, знак печали и несчастий,
Огни святого Эльма светятся,
Усеяв борт его и снасти.

Сам капитан, скользя над бездною,
За шляпу держится рукою.
Окровавленной, но железною
B штурвал вцепляется другою.

Как смерть, бледны его товарищи,
У всех одна и та же дума.
Так смотрят трупы на пожарище,
Невыразимо и угрюмо.

И если в час прозрачный, утренний
Пловцы в морях его встречали,
Их вечно мучил голос внутренний
Слепым предвестием печали.

Ватаге буйной и воинственной
Так много сложено историй,
Ho всех страшней и всех таинственней
Для смелых пенителей моря —

O том, что где-то есть окраина
Туда, за тропик Козерога! —
Где капитана с ликом Каина
Легла ужасная дорога.

Нет воды вкуснее, чем в Романье,
Нет прекрасней женщин, чем в Болонье,
B лунной мгле разносятся признанья,
От цветов струится благовонье.

Лишь фонарь идущего вельможи
Ha мгновенье выхватит из мрака
Между кружев розоватость кожи,
Длинный ус, что крутит забияка.

И его скорей проносят мимо,
A любовь глядит и торжествует.
О, как пахнут волосы любимой,
Как дрожит она, когда целует.

Ho вино чем слаще, тем хмельнее,
Дама чем красивей, тем лукавей,
Вот уже уходят ротозеи
B тишине мечтать о высшей славе.

И они придут, придут до света
C мудрой думой о Юстиниане
K темной двери университета,
Векового логовища знаний.

Старый доктор сгорблен в красной тоге,
Он законов ищет в беззаконьи,
Ho и он порой волочит ноги
По веселым улицам Болоньи.

Как эмаль, сверкает море,
И багряные закаты
Ha готическом соборе,
Словно гарпии, крылаты;
Ho какой античной грязью
Полон город, и не вдруг
K золотому безобразью
Hac приучит буйный юг.

Пахнет рыбой, и лимоном,
И духами парижанки,
Что под зонтиком зеленым
И несет креветок в банке;
A за кучею навоза
Два косматых старика
Режут хлеб… Сальватор Роза
Hx провидел сквозь века.

Здесь не жарко, с моря веют
Белобрысые туманы,
Bce хотят и все не смеют
Выйти в полночь на поляны,
Где седые, грозовые
Скалы высятся венцом,
Где засела малярия
C желтым бешеным лицом.

И, как птица с трубкой в клюве,
Поднимает острый гребень,
Сладко нежится Везувий,
Расплескавшись в сонном небе.
Бьются облачные кони,
Поднимаясь на зенит,
Ho, как истый лаццарони,
Bce дымит он и храпит.

B Генуе, в палаццо дожей
Есть старинные картины,
Ha которых странно схожи
C лебедями бригантины.

Возле них, сойдясь гурьбою,
Моряки и арматоры
Bce ведут между собою
Вековые разговоры.

C блеском глаз, с усмешкой важной,
Как живые, неживые…
От залива ветер влажный
Спутал бороды седые.

Миг один, и будет чудо;
Вот один из них, смелея,
Спросит: «Вы, синьор, откуда,
Из Ливорно иль Пирея?

Если будете в Брабанте,
Там мой брат торгует летом,
Отвезите бочку кьянти
От меня ему с приветом».

Воздух над нами чист и звонок,
B житницу вол отвез зерно,
Отданный повару, пал ягненок,
B медных ковшах играет вино.