Габриэль Маркес - Проклятое время

– Длинноват рассказ? – спросила она после молчаливого раздумья.

Точным движением, усвоенным в операционной, доктор поднял голову из-под крана.

– Называется коротким романом, – ответил он, глядясь в зеркало и намазывая волосы бриллиантином, – но я бы его назвал длинным рассказом.

И, продолжая мазать волосы, закончил:

– А критики, наверно, назвали бы коротким рассказом, только слишком растянутым.

Жена помогла ему одеться в белый полотняный костюм. Ее можно было принять за старшую сестру – по сдержанной преданности, с которой она прислуживала ему, по холодности взгляда, старившего ее. Перед тем как выйти, доктор Хиральдо показал жене список визитов – на случай, если кому-нибудь потребуется неотложная помощь, – и передвинул стрелки на часах перед приемной на пять, что означало: «Доктор вернется в пять».

На улице стоял звон от зноя. Доктор Хиральдо перешел на теневую сторону. Его не покидало ощущение, что, несмотря на духоту, дождя к вечеру не будет. Стрекот цикад лишь подчеркивал безлюдность набережной. Корова, снятая с мели и унесенная течением, унесла с собой запах падали и оставила странную пустоту в воздухе.

Его окликнул телеграфист из окна гостиницы:

– Получили телеграмму?

Но доктор Хиральдо ничего не знал о телеграмме.

– «Сообщите условия поставки», подпись – «Аркофан», – отбарабанил телеграфист по памяти.

Они вместе пошли на почту. Врач писал ответ, телеграфиста тянуло в сон, он клевал носом.

– Речь о соляной кислоте, – без особой убежденности, что ему поверят, разъяснил врач.

И наперекор предчувствию, будто в утешение добавил:

– Может, вечером все-таки пойдет дождь.

Пока телеграфист подсчитывал слова, доктор забыл о нем – его внимание приковала к себе открытая толстая книга рядом с телеграфным ключом. Он спросил, не роман ли это.

– Роман Виктора Гюго «Отверженные», – стуча ключом, отозвался телеграфист и, проштемпелевав копию телеграммы, взял книгу и подошел с ней к барьеру. – Думаю, до декабря нам хватит этого романа.

Уже несколько лет, доктор Хиральдо это знал, телеграфист в свободное время передает по аппарату стихи телеграфистке в Сан-Бернардо-дель-Вьенто. Но доктор не мог представить, что он целые романы ей выстукивает.

– О, это слишком серьезное, – сказал врач, листая захватанный том, будивший в нем смутные переживания полузабытого отрочества. – Больше бы подошел Александр Дюма.

– Ей нравится Гюго, – ответил телеграфист.

– А ты уже с ней познакомился?

Телеграфист отрицательно покачал головой:

– Это не имеет значения: я узнал бы ее в любой части света по подпрыгивающему «эр».

Как всегда, доктор Хиральдо выкроил час для дона Сабаса. Тот, прикрытый ниже пояса полотенцем, лежал в изнеможении на кровати.

– Ну как карамельки? – спросил доктор.

– Жарко очень, – пожаловался дон Сабас и, чтобы удобней было смотреть на врача, перевернул на бок свое огромное женоподобное тело. – Укол я себе сделал после обеда.

Доктор Хиральдо открыл чемоданчик на специально приготовленном столике у окна. Из патио доносился стрекот цикад, в комнате было как в теплице. Слабой струйкой дон Сабас помочился в утку. Когда доктор набрал янтарной жидкости в пробирку для анализа, на душе у больного стало легче. Наблюдая, как врач делает анализ, он сказал:

– Вы уж постарайтесь, доктор, не хочется умереть, не узнав, чем кончится эта история.

Доктор Хиральдо бросил в пробирку голубую таблетку.

– Какая история?

– Да с этими анонимками.

Пока доктор нагревал пробирку на спиртовке, дон Сабас не отрывал от него заискивающего взгляда. Доктор понюхал. Бесцветные глаза больного смотрели на него вопросительно.

– Анализ хороший, – сказал врач, выливая содержимое пробирки в утку, а потом испытующе посмотрел на дона Сабаса. – И вас беспокоит эта чушь?

– Меня лично нет, – ответил больной, – но я как тот японец, что кайфует от чужого страха.

Доктор Хиральдо готовил шприц.

– К тому же, – продолжал дон Сабас, – мне уже наклеили два дня назад. Все те же бредни насчет моих сыновей и россказни про ослов.

– Угу, – сказал врач, перетягивая резиновой трубкой руку дона Сабаса.

Больному пришлось рассказать историю про ослов, потому что врач ее не помнил.

– Лет двадцать назад я торговал ослами, – сказал он. – И почему-то всех проданных мною ослов через два дня находили утром мертвыми, хотя никаких следов насилия видно не было.

Он протянул врачу руку с дряблыми мышцами, чтобы тот взял на анализ кровь. Когда доктор Хиральдо прижал к уколотому месту ватку, дон Сабас согнул руку в локте.