Габриэль Маркес - Проклятое время

– Ну хоть цирк приехал, – проворчал он.

Сириец Мойсес попытался заговорить о зверях и жонглерах, но алькальд с другой точки зрения смотрел на цирк. Вытянув ноги, он оглядел носки сапог.

– В наш городок приходит прогресс, – сказал он сирийцу.

Сириец перестал обмахиваться веером.

– Знаешь, какая у меня сегодня выручка от продажи товара? – спросил он.

Алькальд, не рискуя назвать цифру, ждал, чтобы тот назвал ее сам.

– Двадцать пять сентаво, – сказал сириец.

В это мгновение алькальд увидел, как телеграфист открывает мешок с почтой и вручает корреспонденцию доктору Хиральдо. Алькальд подозвал телеграфиста к себе. Официальная почта была в особом конверте. Сломав сургучовые печати, он не нашел в нем ничего, кроме обычных сообщений и пропагандистских материалов правительства. Кончив читать, он увидел, что набережная преобразилась, – ее загромождали тюки с товарами, корзины с курами и загадочный цирковой инвентарь. Наступила вторая половина дня. Алькальд вздохнул и поднялся.

– Двадцать пять сентаво!

– Двадцать пять сентаво, – твердо и почти без акцента повторил сириец.

Доктор Хиральдо наблюдал разгрузку баркасов до самого конца. Именно он обратил внимание алькальда на могучую, величественную, как языческий идол, женщину с несколькими браслетами на руках. Было похоже, что под своим ярким разноцветным зонтом она решила дождаться конца света. Большого интереса новоприбывшая у алькальда не вызвала.

– Укротительница, похоже, – предположил он.

– Да, в известном смысле, – сказал доктор, будто откусывая каждое слово похожими на заостренные камешки зубами. – Теща Сесара Монтеро.

Лейтенант двинулся дальше. Взглянул на часы: без двадцати пяти четыре. У ворот участка дежурный доложил ему, что падре Анхель прождал его полчаса и вернется к четырем.

Не зная, как убить время, он снова вышел на улицу, увидел зубного врача в окне кабинета и подошел попросить у него огонька. Доктор Эскобар посмотрел на его еще припухшую щеку.

– Уже прошло, – сказал алькальд и открыл рот.

Зубной врач заметил:

– Не мешало бы надеть на некоторые зубы коронки.

Алькальд поправил на поясе револьвер.

– Я к вам зайду когда-нибудь, – сказал он решительно.

Лицо зубного врача ничего не выражало.

– Приходите когда хотите – может, сбудутся мои надежды и вы откинете копыта у меня в кабинете.

Алькальд хлопнул его по плечу.

– Не сбудутся, не дождетесь! – весело сказал он. И вскинув руки, добавил: – Мои зубы превыше всех партийных свар.

* * *

– Так ты не желаешь обвенчаться?

Жена судьи Аркадио села удобнее, расставив ноги.

– На это нет никакой надежды, падре, – ответила она. – А уж теперь, когда я скоро рожу ему сына, даже разговора об этом быть не может.

Падре Анхель перевел взгляд на реку. Течением несло огромную коровью тушу; на ней сидели несколько стервятников.

– Но ведь ребенок будет незаконнорожденный.

– Его это не волнует, – сказала женщина. – Аркадио обращается со мной хорошо, а если я женю его на себе, он будет чувствовать себя связанным, и мне придется за это расплачиваться.

Она сбросила деревянные шлепанцы и сидела теперь, сжимая пальцами ног перекладину табурета. Веер лежал у нее в подоле платья, а руки она скрестила на своем большом животе.

– Ни за что на свете, падре, – повторила она, видя, что тот хранит молчание. – Дон Сабас купил меня за двести песо, пользовался мною три месяца и почти голую выбросил на улицу. Я бы умерла с голоду, не подбери меня Аркадио. – Она впервые посмотрела на падре в упор. – Или сделалась шлюхой.

Падре Анхель уговаривал ее уже шесть месяцев.

– Ты должна заставить его жениться на тебе, создать семью. Ведь сейчас не только твое положение непрочно – ты служишь дурным примером всему городку.

– Лучше уж все делать в открытую, – сказала она. – Другие делают то же, но только при потушенном свете, тайком. Разве вы не читали листки?

– Это все клевета, – сказал падре. – Тебе надо узаконить свое положение и оградить себя от сплетен.

– Себя? – удивилась она. – Мне себя ни от чего ограждать не надо, я вся как на ладони. Поэтому никто и не тратит время на анонимки про меня, а вот дома «приличной» публики на площади все обклеены бумажками.

– Ты упряма и невежественна, – сказал падре, – но по милости Божьей встретила человека, который относится к тебе с уважением. В благодарность за одно это ты должна обвенчаться и сделать свой союз законным.