Габриэль Маркес - Глаза голубой собаки (сборник)

Снаружи зашумел ветер, но сразу стихло, и я услышал дыхание тревожно спящего человека. Ветер замер. И уже не пахло полем.

– Я узнаю тебя утром, когда увижу на улице женщину, которая пишет на стенах: «Глаза голубой собаки».

С улыбкой, уходящей в неизведанное и непостижимое, она проговорила:

– Нет, ты ничего не вспомнишь за весь день. – И вновь вытянула свои длинные руки над огнем, лицо ее было подернуто неизбывной печалью. – Ты единственный, проснувшись, ничего не помнишь из того, что было во сне.

Дверь открылась, скрипя. В этот час ресторан Хосе был пуст. Било шесть, а Хосе знал: постоянные посетители начинают собираться не раньше половины седьмого. Каждый клиент ресторана был неизменно верен себе; и вот с последним, шестым, ударом вошла женщина и, как всегда, молча подошла к высокому вращающемуся табурету. Во рту она держала незажженную сигарету.

– Привет, королева, – сказал Хосе, глядя, как она усаживается.

Он направился к другому краю стойки, на ходу протирая сухой тряпкой ее стеклянную поверхность. Хосе делал так каждый раз, когда кто-нибудь входил. Даже при виде этой женщины, с которой был дружен, он – рыжий краснощекий толстяк – всегда разыгрывал роль усердного хозяина.

– Что ты хочешь сегодня? – спросил Хосе.

– Перво-наперво я хочу, чтобы ты был настоящим кабальеро.

Она сидела на самом крайнем в ряду табурете и, облокотившись о стойку, покусывала сигарету. Заговорив, она выпятила чуть-чуть губы, чтобы Хосе обратил внимание на сигарету.

– Я не заметил, – пробормотал он.

– Ты вообще ничего не замечаешь, – сказала женщина.

Хосе положил тряпку, шагнул к темным, пахнущим смолой и старой древесиной шкафам и достал оттуда спички. Она наклонилась, чтобы прикурить от огонька, спрятанного в грубых волосатых руках. Он увидел ее густые волосы, обильно смазанные дешевым жирным лосьоном. Увидел чуть опавшую грудь в вырезе платья, когда женщина выпрямилась с зажженной сигаретой.

– Ты сегодня красивая, королева, – сказал Хосе.

– Брось свои глупости, – сказала женщина. – Этим я с тобой расплачиваться не стану, не надейся.

– Да я совсем о другом, королева, – сказал Хосе. – Не иначе, ты съела что-нибудь не то за обедом.

Женщина затянулась крепким дымом, скрестила руки, все так же облокотившись о стойку, и стала глядеть на улицу сквозь широкое стекло ресторана. На лице ее была тоска. Привычная и ожесточенная тоска.

– Я тебе сделаю отличный бифштекс.

– Мне пока нечем платить.

– Тебе уже три месяца нечем платить, а я все равно готовлю для тебя самое вкусное, – сказал Хосе.

– Сегодня все иначе, – мрачно сказала женщина, не отрывая глаз от улицы.

– Каждый день одно и то же, – сказал Хосе. – Каждый день часы бьют шесть, ты входишь, говоришь, что голодна как волк, ну а я готовлю тебе что-нибудь вкусное. Разве что сегодня ты не говоришь, что голодна как волк, а что, мол, все иначе.

– Так оно и есть, – сказала женщина. Она посмотрела на Хосе, который что-то искал в холодильнике, и почти тут же перевела взгляд на часы, стоящие на шкафу. Было три минуты седьмого. – Сегодня все иначе. – Она выпустила дым и сказала взволнованно и резко: – Сегодня я пришла не в шесть, поэтому все иначе, Хосе.

Он посмотрел на часы.

– Да пусть мне отрубят руку, если эти часы отстают хоть на минуту, – сказал он.

– Не в этом дело, Хосе. А в том, что я пришла не в шесть, – сказала женщина. – Я пришла без четверти шесть.

– Пробило шесть, моя королева, ты вошла, когда пробило шесть, – сказал Хосе.

– Я здесь уже четверть часа, – сказала женщина.

Хосе подошел к ней. Приблизил огромное багровое лицо и потер свое веко указательным пальцем:

– Ну-ка дыхни!

Женщина откинулась назад. Она была серьезная, чем-то удрученная, поникшая. Но ее красил легкий налет печали и усталости.

– Брось эти глупости, Хосе. Ты сам знаешь, что я не пью уже полгода.

– Расскажи кому-нибудь другому, – сказал он, – только не мне. Готов поклясться, что вы вдвоем выпили целый литр.

– Всего два глотка с моим приятелем, – сказала женщина.

– А-а! Тогда все ясно, – протянул Хосе.

– Ничего тебе не ясно, – возразила женщина. – Я здесь уже четверть часа.

Хосе пожал плечами.

– Ну пожалуйста. Четверть так четверть, если тебе хочется, – сказал он. – В конце концов, какая разница – десятью минутами раньше, десятью минутами позже.

– Большая разница, Хосе, – сказала женщина и, вытянув руки на стеклянной стойке, с безразличным, отсутствующим видом добавила: – Дело не в том, что мне так нужно, а в том, что я уже четверть часа здесь. – Она снова посмотрела на стрелки: – Да нет, уже двадцать минут.