Генри Хаггард - Братья

– Слышите вы, что говорит этот глупый малый? – спросил Георгий. – Что? Вы не говорите по-гречески, а только по-арабски? Ну, он просит у меня денег, чтобы заплатить за обед и за ночлег. Простите его, ведь он простой крестьянин и не может себе представить, чтобы кто-либо мог дать даром ночлег и обед. Но я уверю этого невежу.

И, говоря на высоких нотах, он принялся объяснять что-то своему слуге, но никто, кроме Петроса, не понял его слов.

– Теперь, сэр рыцарь, не думаю, чтобы он посмел снова оскорбить вас таким образом. Ах, смотрите-ка, он уходит, он сердится, ну, оставим его. Он придет к обеду, этакая свинья! Сырость и ветер? В своей овчине киприот не боится ни того, ни другого, в ней он заснет хоть в снегу…

Все вернулись в замок; по дороге Георгий продолжал бранить глупость своего слуги. В зале разговор скоро перешел на другие предметы, между прочим, на различие между верованиями греческой и латинской церквей – вопрос, в котором купец, казалось, был весьма силен; заметил он также, что кипрские христиане очень опасались, как бы Салах ад-Дин не завоевал их остров.

Наконец часы показали пять, Георгия отвели к умывальнику – простому каменному желобу, где он вымыл руки, а потом пригласили обедать, вернее ужинать, за столом, который стоял на помосте против входа в солар. Тут было шесть мест: для сэра Эндрью, его племянников, Розамунды, капеллана Метью, который по праздникам служил обедни в церкви, а ужинал в замке, и, наконец, для уроженца Кипра купца Георгия. Ниже помоста стоял другой стол, за которым уже собралось двенадцать гостей – главные арендаторы земель старого д'Арси и управляющие из других его имений. Обыкновенно слуги, охотники, свинопасы и другие служащие сидели за третьим столом, рядом с камином, но они непременно напивались хорошим пивом в праздничные дни, и хоть многие дамы не обращали на это внимания, Розамунда особенно ненавидела пьянство, а потому теперь их всех отправили пировать в сарай, который стоял во дворе.

Когда все уселись, капеллан прочел молитву, и начался пир. Кушанья были просты, но их подавали много. Прежде всего принесли приготовленную поваром на деревянном подносе большую треску, ее куски были розданы каждому по очереди, их раскладывали на ломти хлеба; ели рыбу ложками, которые лежали перед каждым. После рыбы принесли разного рода мясо на серебряных вертелах. Подавали кур, куропаток, уток, наконец, большого лебедя – арендаторы встретили его, постукивая ногами о пол, потом явились пирожные, а вместе с ними орехи и яблоки. Нижнему столу подали пиво. Но на помосте пили темное вино, купленное Вульфом, – его пили все, кроме сэра Эндрью и Розамунды; старый рыцарь воздерживался, боясь за свое здоровье; молодая девушка никогда не пила ничего, кроме воды, и ненавидела вино – это, вероятно, было у нее в крови от восточных предков.

Все развеселились. Гость оказался забавным малым; он рассказывал много историй о войне и любви. Даже сэр Эндрью, забыв тревоги и предчувствия, весело смеялся; Розамунда, которая казалась красивее, чем когда-нибудь, в своем покрывале, усеянном золотыми звездами, и в вышитой тунике, слегка улыбалась, немного рассеянно. Наконец пир подошел к концу. Вдруг, точно неожиданно вспомнив о чем-то, Георгий вскрикнул:

– А вино? Жидкая амбра с горы Троодос. Я и позабыл о нем. Благородный рыцарь, вы позволите мне разлить его?

– Конечно, милый купец, – ответил сэр Эндрью, – конечно, вы можете раскупорить ваше собственное вино!

Георгий поднялся, взял большой кувшин и серебряный жбан с боковой полки, на которой была расставлена нарядная посуда, подошел к маленькому бочонку, стоявшему в углу на козлах, наклонился над ним, вынул из него затычку и наполнил до краев то и другое. Потом он знаком подозвал к себе одного из управителей, сидевших за нижним столом, и приказал подать ему кожаный ковш, тоже стоявший на полке. Наполнив его вином, он передал его вместе с кувшином этому человеку, предложив ему выпить за здоровье его господина.

Серебряный жбан он отнес к высокому столу и собственноручно наполнил роговые кубки всех присутствующих, за исключением Розамунды, которая ни за что не захотела дотронуться до вина, хотя купец долго уговаривал ее и, казалось, обиделся на ее отказ… И вот, не желая огорчить этого человека, всегда любезный сэр Эндрью сам налил немного вина в свой рог, но когда киприот отвернулся, дополнил кубок водой. Теперь все было готово; Георгий налил или сделал вид, что налил вино в свой собственный рог, и сказал: