Элизабет Вернер - Первые ласточки

Эдмунд был абсолютно согласен с таким оборотом дела, зато Рюстов наткнулся на не-ожиданное сопротивление со стороны графини, находившей совершенно лишним, чтобы руководили ее сыном, и никак не склонной вручать тестю всю полноту власти, которой до сих пор пользовалась сама. Кроме того, перемены, предложенные советником, были вовсе не по вкусу этой светской даме. Всякие меры, годившиеся для Бруннека, совершенно не подходили аристократическому Эттерсбергу. Пусть часть служащих была лишней, пусть способ хозяйничанья был слишком дорог – это велось уже с давних пор и соответствовало привычкам большого света, в котором они привыкли жить. Ограничение числа служащих, неприятный контроль над каждой мелочью управления, которых требовал Рюстов, казались графине чем-то мещанским, а так как решающий голос в Эттерсберге по-прежнему был за ней, то ее протест подействовал. Между ней и советником происходили горячие споры; хотя благодаря своевременному вмешательству Эдмунда они кончались мирно, но все же оставляли неприятный осадок.

Восхищение Рюстова графиней заметно поубавилось с тех пор, как он узнал, как твердо она умела защищать свои права, а графиня тоже поняла, что в характере советника имеются некоторые особенности, с которыми не очень легко можно мириться. Короче говоря, гармония отношений была нарушена, и на ясном до сих пор небе семейного мира стали собираться тучи.

Освальд держался в стороне от всех этих споров. По-видимому, он уже смотрел на себя как на чужого в доме, который в скором времени должен будет покинуть. Кроме того, подготовка к предстоящему юридическому экзамену занимала у него все время и давала повод отказываться от всяких приглашений, которыми были засыпаны жених и невеста с их семьями.

Наступил назначенный срок отъезда Освальда в столицу. Приготовления были сделаны, прощальные визиты нанесены, и отъезд назначен на послезавтра. Надо было съездить попрощаться в Бруннек; при существующих родственных отношениях избежать этого было нельзя, и Освальд отложил это посещение на последний день. Он намеревался съездить туда вместе с Эдмундом, но как раз на этот день граф принял приглашение на охоту, и, таким образом, Освальду не оставалось ничего иного, как отправиться одному. Несмотря на неоднократные дружеские приглашения Рюстова, Освальд не был у него в доме с того дня, как там праздновалось обручение, на котором он волей-неволей должен был присутствовать. Тем не менее он нередко видел невесту своего двоюродного брата, так как Гедвига очень часто приезжала с отцом в Эттерсберг. Там уже начали готовить одну часть замка для молодой супружеской четы.

Рюстов сидел на своем обычном месте и читал газету, между тем как его родственница стояла сбоку у стола и испытующим взглядом осматривала различные принадлежности туалета, разложенные на нем. Это были образцы, лишь недавно полученные из столицы и предназначенные Гедвиге, приданое для которой спешно готовили под руководством Лины множество мастериц.

Советник, видимо, не особенно интересовался газетой; наконец он отбросил ее в сторону и нетерпеливо спросил:

– Неужели вы еще не закончили с выбором, Лина? Почему вы не заставите Гедвигу помочь вам?

– Гедвига, как обычно, заявила, что все предоставляет мне. Придется, должно быть, выбрать все мне одной.

– Не понимаю, как это молодая девушка не интересуется подобными вещами! – сказал Рюстов. – Речь идет о ее собственном приданом, а ведь раньше туалеты были для нее делом чуть ли не государственной важности.

– Да, раньше! – с ударением сказала Лина.

Наступила пауза; у помещика, очевидно, было еще что-то на сердце; внезапно он встал и подошел к родственнице.

– Лина, мне надо поговорить с вами! Гедвига не нравится мне.

– Мне также, – сказала старушка вполголоса, стараясь при этом не смотреть на брата и внимательно разглядывая образцы кружев.

– Не нравится? – закончил Рюстов, в моменты раздражения всегда искавший причину для спора. – Ну, а я думал, что теперь-то она должна была бы вам очень нравиться. Гедвига всегда казалась вам слишком легкомысленной; теперь она стала так невероятно рассудительна, что разучилась из-за этого смеяться. Ни духа противоречия, ни шалостей, ничего в ней не осталось. Просто хоть беги вон из дома!

– Потому что прекратились противоречия и шалости?

Рюстов не обратил внимания на иронию, а, встав перед родственницей в угрожающей позе, продолжал: