Джордж Элиот - Даниэль Деронда

Выслушав рассказ Миры, м-с Мейрик молча поцеловала ее.

Вечером, когда пришел Деронда, она вкратце рассказала ему ее историю и добавила:

– Она – очень хорошая девушка!..

– А что вы думаете о розыске ее матери? – спросил Деронда.

– И мать ее должна быть хорошая женщина, – ответила м-с Мейрик, – но опасаюсь, что она умерла.

Решено было пока отложить поиски матери Миры, так как Деронда должен был с сэром Гюго на несколько недель уехать за границу. Мира останется жить в семье Мейриков, а на расходы по ее содержанию Деронда вручил м-с Мейрик небольшую сумму денег; потом она и сама будет зарабатывать.

Между тем, дочери м-с Мейрик рассказывали Мире о Деронда и о его благородном поступке с их братом.

– Кэти ставит свечи перед его портретом, – сказала Мэб, – Эми призывает его имя на помощь при всяком затруднении, а я ношу на шее в ладанке, сак талисман, его автограф.

Через несколько дней Деронда простился с обитательницами скромного домика и отправился на два месяца за границу с сэром Гюго.

Не только дочери м-с Мейрик, но и Деронда, при всей серьезности его образования, при неожиданном появлении Миры должны были признать, что они совсем незнакомы с современным еврейством и еврейской историей. Деронда считал, что еврейская религия совершенно мертвая, и ее могут изучать только одни специалисты. Но на примере Миры он видел, что эта религия заставляет еще биться сердца людей, и во время путешествия по Европе с сэром Гюго он с любопытством стал заглядывать в синагоги и интересоваться старинными книгами о евреях.

Раз Деронда зашел в синагогу во Франкфурте и случайно сел на одной скамейке со стариком, который сразу обратил на себя его внимание своей замечательной фигурой. Обыкновенная еврейская одежда и талес, то есть, белое покрывало с голубой бахромой, надеваемое во время богослужения, были на нем поношенные; но большая седая борода и круглая поярковая шляпа обрамляли прекрасный профиль, похожий на итальянский и еврейский. Он тоже с любопытством посмотрел на Деронда. Когда служба кончилась, Даниэль встал, молча поклонился своему соседу и хотел выйти из синагоги, как почувствовал, что кто-то положил ему на плечо руку. Он обернулся и увидел перед собой соседа, который сказал:

– Извините, молодой человек… Позвольте узнать ваше имя… Кто ваш отец… ваша мать?

– Я англичанин, – резко ответил Деронда.

Старик подозрительно взглянул на него, приподнял шляпу и молча отошел. Деронда понимал, что ответил он резко, – но что же было ему делать? Не мог же он сказать совершенно постороннему человеку, что не знает, кто были его отец и мать. Наконец, самый вопрос старика был слишком фамильярен и. вероятно, вызван был случайным сходством с кем-нибудь другим.

Вскоре после посещения франкфуртской синагоги Деронда возвратился в Англию и нашел Миру совершенно изменившейся. Гладко причесанные волосы, чистенькое, приличное платье и спокойное, счастливое выражение лица представляли приятную противоположность с тем видом, в каком он увидел ее впервые. Он провел у Мейрик весь вечер.

По просьбе Мэб, Мира спела одну из арий Бетховена. Голос у нее был не сильный, но очень приятный. Внимательно прослушав ее пение, Деронда сказал:

– Кажется, музыка никогда не доставляла мне такого удовольствия.

– Вам нравится мое пение? Как я рада! – воскликнула Мира со счастливой улыбкой. – Я, по-видимому, могу зарабатывать им, давая уроки. М-с Мейрик нашла мне двух учениц, и оне платят мне по золотому за урок.

– Я знаю несколько дам, которые доставят вам много уроков, – сказал Деронда. – Вы не откажетесь петь в обществе?

– Нет, я непременно хочу зарабатывать деньги… Вероятно, я найду ее в бедности, – я говорю о своей матери. Ей пригодится.

В продолжение всего вечера, о чем бы ни заходил разговор, Мира всегда припоминала свою мать, – видно было, что она очень ее любит. Деронда твердо решил разыскать ее мать и брата, хотя не находил нужным спешить.

Однако, он начал часто посещать отдаленные кварталы Лондона, населенные преимущественно небогатыми евреями, заходил в синагоги во время службы, заглядывал в лавки, рассматривал с любопытством еврейские лица. Раз в маленьком переулке Деронда увидал на окне скромной лавочки закладчика красивые серебряные застежки, вероятно, от старинного католического молитвенника, и, вспомнив, что леди Малинджер любила подобное предметы старины, остановился, чтобы их подробнее рассмотреть. В ту же минуту на пороге лавки полился молодой человек, лет тридцати, очевидно, еврей, и приветливо сказал: