Николай Ломакин - Вокруг света за 80 дней. Михаил Строгов (сборник)

«Раскаленного докрасна железа, может быть, недостаточно, чтобы лишить глазной нерв чувствительности. Внести коррективы!»

Затем корреспонденты, с удобством обосновавшись в Иркутске, стали приводить в порядок свои путевые впечатления. Следствием этого стали два интересных репортажа, посвященных бухарскому нашествию и отправленных в Лондон и Париж. Редкий случай: они противоречили друг другу лишь в некоторых абсолютно несущественных подробностях.

В дальнейшем сибирская кампания приняла скверный оборот для эмира и его союзников. Это нашествие, бесполезное, каклюбая атака на русского колосса, стало для них роковым. Вскоре царские войска преградили им дорогу. Захваченные города один за другим были отвоеваны. К тому же зима выдалась кошмарная, так что из этих орд, истребленных лютым морозом, лишь небольшая горстка смогла вернуться в родные степи.

Итак, дорога от Иркутска до Уральских гор была открыта. Великому князю не терпелось вернуться в Москву, но он отложил свой отъезд, пожелав присутствовать на трогательной церемонии, состоявшейся через несколько дней после прихода русских войск.

Михаил Строгов явился к Наде и в присутствии ее отца сказал ей:

– Надя, все еще сестра моя, скажи: когда ты покидала Ригу, собираясь в Иркутск, ты, кроме печали о матери, испытывала какое-либо иное чувство?

– Нет, – отвечала девушка. – Та разлука обошлась без сожалений.

– Значит, никакая частица твоего сердца не осталась там?

– Нет, брат.

– В таком случае, Надя, – сказал Михаил Строгов, – я полагаю, что если Бог послал нам встречу в пути и заставил пережить вместе столько жестоких испытаний, он сделал это не иначе как затем, чтобы соединить нас навек.

– Ах! – И Надя упала в его объятия.

Но тотчас, опомнившись и вся зардевшись, обернулась к Василию Федорову и пролепетала:

– Папа?..

– Надя, – отвечал Василий, – я буду счастлив назвать вас обоих своими детьми!

Церемония бракосочетания состоялась в иркутском кафедральном соборе. Она была очень простой, без роскоши и вместе с тем воистину прекрасной благодаря огромному стечению народа. Все, военные и штатские, желали засвидетельствовать свою глубокую благодарность двум молодым людям, чья одиссея уже стала легендой.

Альсид Жоливе и Гарри Блаунт, разумеется, присутствовали на этой свадьбе, полные решимости поведать о ней своим читателям.

– Это зрелище не рождает в вас желания последовать их примеру? – спросил коллегу Альсид Жоливе.

– Гм! – фыркнул Гарри Блаунт. – Если бы я, подобно вам, имел кузину…

– Моя кузина вышла из брачного возраста! – смеясь отвечал француз.

– Тем лучше, – заметил британец. – Ведь поговаривают о сложностях, возникших в отношениях между Лондоном и Пекином. Не хотите ли отправиться туда, посмотреть, какие там дела?

– Черт возьми, мой дорогой Блаунт! – вскричал Альсид Жоливе. – Я как раз собирался вам это предложить!

И неразлучная парочка отбыла в Китай.

Через несколько дней после свадьбы Михаил и Надежда Строговы, а с ними и Василий Федоров пустились в обратный путь, в Европу. Дорога скорбей, так недавно пройденная ими, повторилась в противоположном направлении, став дорогой счастья. Они ехали как нельзя более быстро в санях, способных мчаться по ледяной сибирской степи, словно экспресс.

И все же когда достигли берега Динки, они на один день остановились.

Михаил Строгов отыскал место, где он похоронил бедного Николая. Там был установлен крест, и Надя в последний раз помолилась над могилой скромного и героического друга, которого они оба никогда не смогут забыть.

В Омске, в маленьком доме Строговых, их ждала Марфа. Она горячо прижала к груди ту, кого в сердце своем уже стократно называла дочкой. Теперь-то отважная сибирячка имела право узнать своего сына и не скрывать того, как она им гордится.

Проведя несколько дней в Омске, Михаил и Надежда Строговы вернулись в Европу. Василий Федоров обосновался в Санкт-Петербурге, и ни его новоявленный сын, ни дочь больше не имели иных причин расставаться с ним, кроме необходимости порой навещать старую сибирячку.

Молодой фельдъегерь был принят государем, который проникся к Строгову исключительной благосклонностью и вручил ему высокую награду – крест Святого Георгия.

Впоследствии Михаил Строгов занял высокое положение в империи. Но мы рассказываем историю не его успехов, а испытаний, достойных того, чтобы о них поведать.