Николай Гейнце - Власть женщины

Осип Федорович сидел наискось от нее и вслушивался в ее веселый, громкий разговор.

Она несколько раз взглядывала и улыбалась, показывая мелкие жемчужные зубы, и в то время, когда у него кружилась голова от этих взглядов, она спокойно обращалась к своим сеседям и звонко хохотала над их ответами.

После ужина она подошла к Пашкову.

— У меня вечера по пятницам, господин доктор, прошу не забывать этого и уделить мне хоть один вечер в неделю, — шутливо грозя ему пальцем, проговорила она, — слышите, приезжайте послезавтра ко мне, а пока до свидания.

Она пожала ему руку и исчезла, а он отправился в этот вечер домой в состоянии как бы сильного опьянения, хотя почти не пил вина.

Это было опьянение страстью.

Вернувшись домой, Осип Федорович, обдумав свое поведение за истекший вечер, ужаснулся сам своего увлечения и решил не идти к баронессе. Он старался всеми силами забыть ее соблазнительный образ, с такою ясностью восставший перед его умственными очами.

Он провел весь следующий вечер с женой и ребенком.

Отвечая на ласки первой, слушая лепет второго, он думал вычеркнуть из памяти зеленые глаза, так настойчиво преследовавшие его и день и ночь.

Он не понимал, увы, что борьба с этим роковым увлечением невозможна, что его могут спасти только обстоятельства, лежащие вне его власти, что сам он не только совершенно бессилен, но носит в самом себе залог победы над собой этой женщины, и никуда ему не уйти от нее.

Встреча с ней — одна из тех роковых встреч, которые на первый взгляд необъяснимы, которые чувствуются, но не понимаются.

Представители человеческого рода, сравнительно с другими представителями одного вида животного царства, однообразны: они отличаются цветом волос, оттенками кожи, чертами лица, но для поверхностного наблюдателя это слишком незначительные отличия, а потому на первый взгляд кажется, что все люди одинаковы, по крайней мере по строению их тела, независимо от деталей.

А между тем нет ничего разнообразнее человеческого рода и искания «сродных душ», как говорили в былые времена поэты, было так затруднительно, как открытие секрета делать золото.

А между тем эти родные, если не души, то тела, существуют — люди знали об этом в глубокой древности.

Существует греческая легенда о Девкалионе и его жене Пирре, которые, спасшись от всемирного потопа с небольшим количеством людских пар, стали рубить их пополам: Девкалион — мужчин, а Пирра — женщин и разбрасывать обе половины в разные стороны. Из каждой половины потом образовался отдельный мужчина и женщина.

Легенда о создании Евы из ребра Адама указывает тоже на это родство тела.

Французы называют это родством кожи. «Ma peau sent ta peau», говорят они, что означает, что моя кожа чувствует твою кожу.

Быть может, и на самом деле родство это существует в пигментах кожи, издающих особый запах, если не неуловимый, то сознаваемый человеческим обонянием.

Мы с развитием разума утратили чутье животных.

Этим последним объясняется, что это родство тел мы узнаем по глазам.

Бывают случаи, когда двое, обменявшись лишь взглядами, чувствуют себя более знакомыми, нежели люди, прожившие в течении нескольких лет под одною кровлею.

Таким образом, «красноречие взоров» и взгляды, «проникающие в душу», не есть одни лишь создания фантазии наших поэтов.

Полное родство, повторяем, встречается редко, но вполне и порабощает.

Осип Федорович был порабощен.

Недаром глаза Тамары фон Армфельдт и день и ночь стояли перед ним.

В пятницу, сидя за обедом с Верой, он твердо решился остаться дома, но когда пробило девять часов и Осип Федорович представил себе возможность сейчас услышать голос, который не переставал звучать в его ушах, он внезапно поднялся с места, оделся и уехал.

На удивленный вопрос жены: «Куда он едет?» — он торопливо ответил, что на вечере у Гоголицыных сделал новое знакомство и его непременно просили быть сегодня.

Он не назвал фамилии, не сказал, что едет к женщине, у которой нет мужа и у которой, следовательно, ему делать нечего, он уклонился от всяких объяснений и почти убежал из дома, сгораемый только одним желанием, очутиться как можно скорее вблизи Тамары фон Армфельдт.

С бьющимся, как у двадцатилетнего влюбленного, сердцем он переступил порог ее гостиной.

Заметив его, хозяйка дома прервала разговор с каким-то старичком и медленно пошла к нему навстречу.

Неприятно подействовала на него холодная, торжественная улыбка, появившаяся на ее губах.