Николай Гейнце - Современный самозванец

Иван Корнильевич внимательно слушал.

Наконец старик кончил и взглянул на часы.

– Однако, мне пора по делу… Так сегодня, с курьерским…

– Слушаюсь-с.

Корнилий Потапович и Иван Корнильевич вдвоем вышли из кабинета.

Первый уехал из конторы, а второй вернулся в кассу.

Подозрения, высказанные графом Сигизмундом Владиславовичем и подтвердившиеся для Корнилия Потаповича при последней беседе с сыном, – оправдались.

При произведенной единолично стариком Алфимовым во время отсутствия сына проверке кассы обнаружился недочет в семьдесят восемь тысяч рублей.

«Вовремя надоумил граф, спасибо ему…» – подумал Корнилий Потапович, окончив тщательную проверку и убедившись, что цифра недочета именно такая, ни больше, ни меньше.

«Ведь времени-то прошло со дня его заведывания всего ничего… Эдак он годика в два и себя, и меня бы в трубу выпустил… А теперь не беда… Пополню кассу из его денег… сто двадцать тысяч, значит, вычту, а остальные пусть получает, а затем вот Бог, а вот порог… На домашнего вора не напасешься…»

«Но нет, этого мало… – продолжал рассуждать сам с собою, сидя в кабинете после произведенной поверки кассы и посадив в нее артельщика, Корнилий Потапович, – надо его проучить, чтобы помнил…»

Он провел рукою по лбу, как бы сосредоточиваясь в мыслях. «Надо освободить и вознаградить Сиротинина…» Вдруг он вскочил и быстро, особенно для его лет, заходил по кабинету.

– Да, так и сделаю… – сказал он вслух, вышел из кабинета а затем и из конторы.

Он прямо поехал к судебному следователю, производившему дело о растрате в его конторе.

Следователь в это время доканчивал допрос вызванных свидетелей.

Старику Алфимову пришлось подождать около часу, несмотря на посланную им визитную карточку.

Наконец его пригласили в камеру судебного следователя.

– Чем могу служить? – спросил сухо последний.

Бывший весь на стороне Дмитрия Павловича Сиротинина, он инстинктивно недружелюбно относился к этим «мнимо потерпевшим» от преступления кассира.

– Я к вам по важному, экстренному делу…

– Прошу садиться…

Корнилий Потапович сел на стул.

– Видите ли что…

– Опять растрата?.. – перебил его судебный следователь.

– Да… Нет… – смешался старик… – Совсем не то… У меня есть к вам большая просьба.

– Какая?

– Вызовите меня и моего сына для очной ставки с Сиротининым.

– Это зачем?.. – вскинул через золотые очки удивленный взгляд на Алфимова судебный следователь.

– Это необходимо…

– Но…

– Без всяких «но». Арестант Сиротинин категорически отказался заявлять на кого-либо подозрение в краже денег из кассы, признал, что действительно получал от вашего сына ключ от нее, следовательно, ни в каких очных ставках надобности не предвидится…

– Но я говорю вам, что это необходимо…

– А я попрошу вас не вмешиваться в производимое мною следствие.

– Но Сиротинин не виновен…

– Что-о-о?! Как вы сказали?.. – воскликнул следователь.

– Я сказал, что Сиротинин не виновен…

– Вы открыли вора?..

– Да… – чуть слышно произнес Корнилий Потапович.

– И он?..

– Мой сын…

– Он сознался?

– Нет, но он сознается при вас, и при мне, и при Сиротинине, здесь, на очной ставке… У меня в руках доказательства…

– И вы хотите начать дело против него?

– Нет… Я хочу, чтобы урок для него был памятен…

– Это другое дело… Хорошо… Ваш сын в Петербурге?

– Нет, он в Варшаве, но будет здесь послезавтра.

– В таком случае, я вызову вас повестками через два дня…

– Благодарю вас.

Корнилий Потапович простился со следователем, который на этот раз любезно протянул ему руку и очень ласково сказал:

– До свидания!..

– Повестки вы пришлете ранее?

– Повестки вы получите завтра.

Старик Алфимов вышел.

«Надеюсь, это будет ему уроком… Несчастному еще сидеть три дня… Ну, да ничего… Упал – больно, встал – здоров… Чутье, однако, не обмануло меня, Сиротинин не виновен… То-то обрадуется его невеста, эта милая девушка», – думал между тем судебный следователь, когда за Алфимовым захлопнулась дверь его камеры.

Вернувшемуся сыну старик Алфимов не сказал ни слова по поводу обнаруженного им недочета в кассе, подробно расспросил о поездке и исполнении поручения и даже похвалил.

У Ивана Корнильевича, во все время поездки страшно боящегося, что его отцу придет на ум в его отсутствие считать кассу, при виде спокойствия Корнилия Потаповича отлегло от сердца.