Эдвард Бульвер-Литтон - Мой роман, или Разнообразие английской жизни

Мистер Дигби вошел в комнату гостиницы, в которой он оставил Гэлен. Она сидела под окном и внимательно смотрела на узкую улицу, – быть может, на детские игры. Гэлен Дигби не знавала детских игр. Она весело вспорхнула с места, когда отец её показался на пороге комнаты. Возвращение отца домой всегда служило для неё источником беспредельной радости.

– Нам нужно ехать обратно в Лондон, сказал мистер Дигби, опускаясь на стул, в изнеможении. – Потрудись, мой друг, узнать, когда отправляется отсюда первый дилижанс. продолжал он, с болезненной улыбкой.

Мистер Дигби всегда был ласков к своей дочери.

Все деятельные заботы их заботливой жизни возлагались на это тихое, спокойное дитя. Гэлен поцаловала отца, поставила перед ним микстуру от кашля, которую Дигби привез из Лондона, и молча вышла из комнаты – сделать необходимые осведомления и приготовиться к обратному пути.

В восемь часов вечера отец и дочь сидели друг подле друга внутри дилижанса, вместе с третьим пассажиром – мужчиной, закутанным под самый подбородок. Проехав первую милю, пассажир опустил окно. Хотя пора была летняя, но воздух был холодный и сырой. Дигби дрожал и кашлял.

Гэлен положила руку на окно и, наклонясь к пассажиру, с умоляющим видом, что-то прошептала.

– Э! сказал пассажир: – что такое? закрыть окно? У вас есть свое окно, а это мое. Кислород, молодая лэди, прибавил он торжественно: – кислород есть душа жизни. Клянусь Юпитером, дитя мое! продолжал он, с подавленным гневом и грубым валлийским произношением: – клянусь Юпитером! мы должны дышать и жить.

Испуганная Гэлен прижалась к отцу.

Мистер Дигби, неслыхавший, или, лучше сказать, необращавший внимания на этот разговор, придвинулся в угол, приподнял воротник своего пальто и снова закашлял.

– Холодно, мой друг, едва слышным, томным голосом произнес он, обращаясь к Гэлен.

Путешественник подслушал это замечание и возразил на него, с заметным негодованием, но как будто разговаривая сам с собою:

– Холодно! гм! Мне кажется, что англичане народ недоступный для холода! народ закутанный! Взгляните на их двуспальные кровати! Во всех домах занавеси задернуты, перед камином поставлена доска: ни одного дома не найдешь с вентилатором! Холодно…. гм!

Окно, подле мистера Дигби притворялось неплотно, и в него сильно сквозило.

– Какой ужасный сквозной ветер, сказал больной.

Гэлен немедленно принялась затыкать платком щели в окне. Мистер Дигби печально взглянул на противоположное окно. Взгляд этот был красноречивее всяких слов; он еще сильнее возбуждал досаду путешественника.

– Это мне нравится! сказал незнакомец. – Клянусь Юпитером! вы, пожалуй, захотите, чтобы я сел снаружи дилижанса! Я думаю, кто совершает путешествие в дилижансах, тот должен знать и законы этих дилижансов. Мне до вашего окна нет никакого дела, а вам не должно быть дела до моего окна.

– Милостивый государь, я ничего не говорил вам, сказал мистер Дигби весьма почтительно.

– Зато говорила вот эта мисс.

– Ах, сэр, пожалейте нас! сказала Гэлен, плачевным голосом: – еслиб вы знали, как страдает мой папа!

И рука Гэлен снова обратилась к окну, сквозь которое проходила пронзительная струя воздуха.

– Напрасно, душа моя, ты делала это: джентльмен имеет полное право поступать по своему, заметил мистер Дигби, и, сделав поклон с обычной вежливостью, он присовокупил: – сэр, извините ее. Она чересчур уже много заботится обо мне.

Путешественник не сказал на это ни слова. Гэлен еще крепче прижалась к отцу и всячески старалась прикрыть его от сквозного ветра.

Путешественник сделал неловкое движение.

– Впрочем, проговорил он, или, вернее, прохрипел:– воздух – воздухом, а дело – делом. Вот вам…..

И он быстро захлопнул стекло.

Гэлен повернула к нему свое личико, на котором, даже и при начинавшихся сумерках, заметно было выражение искренней признательности.

– Вы очень добры, сэр, сказал бедный мистер Дигби. – Мне крайне совестно….

Кашель заглушил остальную часть сентенции.

Путешественник, человек полнокровный, чувствовал, что он едва не задыхался. Он снял все шарфы и отказался от кислорода, как истинный герой.

Спустя немного, он придвинулся к страдальцу и взял его за пульс.

– Я боюсь, сэр, у вас лихорадка. Я медик. Тс! раз…. два…. Клянусь Юпитером! вам ни под каким видом нельзя быть в дороге. Вы совсем не годитесь для этого.

Мистер Дигби кивнул головой: он не в силах был отвечать.

Путешественник засунул руку в боковой карман и вынул оттуда, по видимому, сигарочницу, но на самом деле это был небольшой кожаный футляр, заключавший в себе множество миниатюрных сткляночек. Из одной из этих сткляночек он вынул две крошечные крупинки.