Эдвард Бульвер-Литтон - Король англосаксов

Выражение глубочайшего участия мелькнуло во взоре барда, когда он почтительно преклонился перед королем и ответил:

– О, государь, кто же может сказать, какие звуки извлекаются ветром из струн арфы или какие желания может пробудить любовь в сердце человека?.. Но я могу сказать, – продолжал бард, выпрямляясь во весь рост и резко выговаривая слова, – что любовь короля не терпит мысли о бесчестии, и что та, в объятиях которой он покоился, должна заснуть вечным сном вместе с ним…

– Эти стены будут моей могилой, – перебил Гриффит внезапно, – а ты переживешь меня.

– Повторяю, что ты не один будешь лежать в могиле, – утешал бард. – С тобой будет похоронена та, которая тебе всего дороже в мире… я буду петь над твоей и ее могилой, если переживу тебя, и воздвигну над вами холм, который будет памятником для потомства… Надеюсь, однако, что ты еще проживешь многие славные лета, вырвавшись из сетей неприятеля!

Вместо всякого ответа Гриффит указал на виднеющуюся вдали реку, сплошь покрытую саксонскими парусами, и потом обратил внимание барда на исхудалых людей, тихо скользивших вокруг стен, и на умиравших у бассейна.

В это время послышался громкий говор множества голосов. Все столпились в одну кучку, и к королю приблизился один из часовых. За ним следовали валлийские предводители и принцы.

– Что тебе? – спросил Гриффит опустившегося на колени часового, принимая величественную осанку.

– Во входе в ущелье дожидаются двое: жрец с жезлом и какой-то безоружный начальник, – доложил вопрошаемый. – Друида зовут Эваном и он кимр, из Гвентленда, а начальник, сопровождающий его, не из саксонцев, насколько я мог заметить. Друид, – продолжал часовой, подавая королю его сломанный обруч и живого, ослепленного сокола, увешенного маленькими колокольчиками, – просил меня вручить тебе эти залоги и передать следующие слова: «Граф Гарольд шлет свой искренний привет Гриффиту, сыну Левелина, и вместе с тем посылает, в знак своего дружелюбия, богатейшую добычу из всех своих добыч и сокола из Аландудно, причем просит помнить, что начальники всегда посылают друг другу таких соколов. Сверх этого, он просит Гриффита выслушать его посла – во имя блага его подданных».

Со стороны предводителей раздались восклицания радости, между тем как заговорщики, принцы, обменивались боязливыми взглядами.

Гриффит с каким-то особенным восхищением схватил обруч, потеря которого была для него чувствительнее чем поражение. Несмотря на свои грубые недостатки, он имел великодушное сердце и был способен судить беспристрастно, почему и был тронут деликатностью Гарольда, который не отказывал в уважении павшему противнику.

– Что вы посоветуете мне, мудрые предводители? – обратился он после продолжительного молчания к стоявшим в стороне валлийцам.

– Мы советуем тебе выслушать друида, государь! – воскликнули все, исключая принцев.

– Не следует ли нам заявить и свое мнение? – шепотом спросил Модред своих сообщников.

– Нет, потому что мы этим восстановили бы всех против себя, а этого не должно быть, – ответили ему.

Бард снова подошел к королю, причем все смолкли, ожидая, что скажет опытный сердцевед.

– Я тоже советую выслушать посла, – проговорил он коротко и почти повелительным тоном, так как он обращался не к королю, а к предводителям. Но вы должны не допускать его сюда. Врагу не следует знать – сильны ли мы или слабы. Наше могущество только и основано на том, что о нас ничего верного не известно. Пусть король сам пойдет к послу, сопровождаемый своими предводителями и придворными. На всех уступах скалы за королем должны стоять ратники. Таким образом, число их покажется громадным.

– Твой совет хорош, и мы принимаем его, – сказал король.

Между тем Эван и де-Гравиль дожидались у входа в то ужасное ущелье, возле которого зияли бездонные пропасти.

– В этом месте сто человек смело могут защититься от тысячи неприятелей, – пробормотал де-Гравиль.

Он обратился со всевозможной любезностью к форпостам, которые состояли из самых высокорослых, сильных и сытых воинов. Но они не ответили ему, а кидали на него яростные взгляды и скалили зубы.

– Эти несчастные дикари не понимают меня, – сказал рыцарь Эвану, который стоял рядом с ним. – Поговори с ними на их языке.

– Они и мне не ответят, покуда король не прикажет допустить нас к нему… Может быть, он и не захочет выслушать нас.

– Не захочет?! – повторил рыцарь с негодованием. – Мне кажется, что даже этот варварский король не может быть таким неучем, чтобы таким образом надругаться над Вильгельмом Малье де-Гравилем… Я, впрочем, и забыл, продолжал рыцарь, покраснев, – что он и не знает меня… Не могу понять, как это Гарольд решился подвергнуть меня, норманнского рыцаря, подобными оскорблениями, когда мне даже и говорить-то с королем не придется, потому что роль посла играешь ты, а вовсе не я.