Феликс Дан - Аттила. Падение империи (сборник)

Повелитель гуннов умолк, вглядываясь в искаженное ужасом лицо Хелхала. Потом он продолжил:

– Я дрожал, мне было страшно. Я подумал: «Ведь тебе придется убивать и невинных!» Мне вспомнилось, как ребенком сидел я с братом Бледой на коленях нашей милой матери. Мне стало жаль всех матерей и невинных малюток… Бессмертный прочитал мои мысли. Он дико захохотал. Смех его был страшен, как эхо громовых ударов меж скал. И он воскликнул: «Как, ты колеблешься? Ты не хочешь?.. Хорошо!.. В дунайском лесу, невдалеке от палатки Бледы лежит зарытый в землю мой старый победоносный меч. Король, который найдет его, с той самой минуты – хочет он того или нет, – обратится сам в мой бесчувственный победоносный меч. Значит, твоему брату выпадет жребий быть владыкой мира!»

Бог войны исчез среди грома и молний. Я очутился в темноте. Гора, на которой я стоял, разверзлась под моими ногами – и я полетел в бездонную пропасть, точно тяжелый камень. Кровь пошла у меня изо рта и носа. Наконец, я ударился о землю, чувствуя вкус крови во рту. И вот тут, Хелхал, я опомнился и проснулся. Действительно, у меня текла кровь изо рта. Я лежал на земле, свалившись с постели. У меня начинался горячечный бред. Мне казалось, что я умираю. Была ночь. Тускло теплилась лампада, а надо мною, несмотря на позднюю пору, склонялся какой-то человек.

– Кто это был? – спросил Хелхал.

– Молчи и слушай, – прошептал Аттила. Он замер, словно прислушиваясь к чему-то.

– То был гонец от князя Бледы, – продолжил Аттила. – И этот гонец сказал мне следующее: «Твой брат, как старший, требует тебя к себе до захода солнца. Если же ты не явишься и не откажешься от затеянного похода, он отнимет у тебя подвластные тебе народы». С этими словами посланник исчез.

– …На следующий день, – продолжил свой рассказ Аттила, – я ехал к брату через дунайский лес. Вечерело. Лучи солнца еле просачивались сквозь густые ветви елей. Все кругом было словно залито кровавым заревом. Даже мягкий густой мох на лесной тропе, жадно поглощавший теплоту солнечных лучей, казался пропитанным кровью. Я далеко опередил своих провожатых. Меня знобило и страшный сон грезился мне наяву. Вдруг направо от дороги послышалось мычанье стада. Я очнулся от забытья. Навстречу мне из лесной чащи вышел пастух в длинном плаще из коровьей шкуры. Я его узнал. Это был один из работников в доме брата. Значит, мы уже подъезжали к его лагерю.

«Что же ты бросил стадо, Руал? – спросил я. – И что у тебя под плащом?» – «Господин, – отвечал пастух. – Тут у меня обыкновенный старинный меч. От стада я ушел ненадолго, чтобы отдать эту находку моему хозяину. Этот меч я нашел случайно. У меня захромала одна молодая корова, придя с водопоя. Из передней левой ноги у нее текла кровь. Я пошел по кровавому следу и увидел, что возле источника, куда ходил скот, торчит из сырого мха железное острие. Я стал своим пастушечьим посохом рыть в этом месте землю и вырыл старинный заржавленный меч… Вот и знаки на нем нацарапаны. А тут, смотрите, у железного стержня, который втыкался в рукоять – дерево давно сгнило, – горят, как уголья, круглые красные камешки, похожие на капли крови».

Мой озноб тотчас прошел, а по телу горячей волной заструилась кровь. «Мне! Дай мне сюда этот меч!» – вскричал я вне себя и протянул руку, чтобы схватить оружие. Но пастух ловко отскочил в сторону.

«Что вы, как можно! – возразил он. – Оружие найдено на земле моего князя и его же слугою: оно по праву принадлежит ему». Руал бросился бежать и вскоре был под защитой стражи, окружавшей лагерь, прежде чем я успел настичь его на своем коне. Вскоре я вошел в палатку брата. Пастух стоял перед ним на коленях, держа в обеих руках необыкновенную находку, и рассказывал князю о своем происшествии. Бледа протянул было руку за мечом, но мой приход заставил его отступить. Он выслал Руала из палатки, желая остаться со мною наедине. Пастух встал с колен, низко поклонился и вышел, оставив меч на столе. Брат кивнул мне головой с гордым и строгим видом, чего никогда не бывало прежде; выпрямился во весь рост – он был гораздо выше меня – и заговорил:

– Послушай, Аттила! Выбирай любое. Сегодня мне приснилось, будто бы ты превратился в исполинского волка, о котором поется в германских сагах и который при конце мира должен поглотить и богов, и людей. Но знай: не бывать этому! Имя гуннов не должно быть проклятием между народами. Поклянись не затевать похода без моего согласия. Иначе я отниму у тебя твоих подданных. Они охотно будут повиноваться мне, потому что тебя они ненавидят и питают к тебе один страх. Любовь же сильнее ненависти».