Федор Достоевский - Игрок (сборник)

Не знаю, за кого они все приняли бабушку, но, кажется, за чрезвычайно важную и, главное, богатейшую особу. В книгу внесли тотчас: «Madame la générate princesse de Tarassevitcheva» [33] Госпожа генеральша, княгиня Тарасевичева (франц.). , хотя бабушка никогда не была княгиней. Своя прислуга, особое помещение в вагоне, бездна ненужных баулов, чемоданов и даже сундуков, прибывших с бабушкой, вероятно, послужили началом престижа; а кресла, резкий тон и голос бабушки, ее эксцентрические вопросы, делаемые с самым не стесняющимся и не терпящим никаких возражений видом, одним словом, вся фигура бабушки – прямая, резкая, повелительная, – довершали всеобщее к ней благоговение. При осмотре бабушка вдруг иногда приказывала останавливать кресла, указывала на какую-нибудь вещь в меблировке и обращалась с неожиданными вопросами к почтительно улыбавшемуся, но уже начинавшему трусить обер-кельнеру. Бабушка предлагала вопросы на французском языке, на котором говорила, впрочем, довольно плохо, так что я обыкновенно переводил. Ответы обер-кельнера большею частию ей не нравились и казались неудовлетворительными. Да и она-то спрашивала все как будто не об деле, а бог знает о чем. Вдруг, например, остановилась пред картиною – довольно слабой копией с какого-то известного оригинала с мифологическим сюжетом.

– Чей портрет?

Обер-кельнер объявил, что, вероятно, какой-нибудь графини.

– Как же ты не знаешь? Здесь живешь, а не знаешь. Почему он здесь? Зачем глаза косые?

На все эти вопросы обер-кельнер удовлетворительно отвечать не мог и даже потерялся.

– Вот болван-то! – отозвалась бабушка по-русски.

Ее понесли далее. Та же история повторилась с одной саксонской статуэткой, которую бабушка долго рассматривала и потом велела вынесть, неизвестно за что. Наконец пристала к обер-кельнеру: что стоили ковры в спальне и где их ткут? Обер-кельнер обещал справиться.

– Вот ослы-то! – ворчала бабушка и обратила все свое внимание на кровать.

– Эдакий пышный балдахин! Разверните его.

Постель развернули.

– Еще, еще, все разверните. Снимите подушки, наволочки, подымите перину.

Все перевернули. Бабушка осмотрела внимательно.

– Хорошо, что у них клопов нет. Все белье долой! Постлать мое белье и мои подушки. Однако все это слишком пышно, куда мне, старухе, такую квартиру: одной скучно. Алексей Иванович, ты бывай ко мне чаще, когда детей перестанешь учить.

– Я со вчерашнего дня не служу более у генерала, – ответил я, – и живу в отеле совершенно сам по себе.

– Это почему так?

– На днях приехал сюда один знатный немецкий барон с баронессой, супругой, из Берлина. Я вчера, на гулянье, заговорил с ним по-немецки, не придерживаясь берлинского произношения.

– Ну, так что же?

– Он счел это дерзостью и пожаловался генералу, а генерал вчера же уволил меня в отставку.

– Да что ж ты обругал, что ли, его, барона-то? (Хоть бы и обругал, так ничего!)

– О нет. Напротив, барон на меня палку поднял.

– И ты, слюняй, позволил так обращаться с своим учителем, – обратилась она вдруг к генералу, – да еще его с места прогнал! Колпаки вы, – все колпаки, как я вижу.

– Не беспокойтесь, тетушка, – отвечал генерал с некоторым высокомерно-фамильярным оттенком, – я сам умею вести мои дела. К тому же Алексей Иванович не совсем вам верно передал.

– А ты так и снес? – обратилась она ко мне.

– Я хотел было на дуэль вызвать барона, – отвечал я как можно скромнее и спокойнее, – да генерал воспротивился.

– Это зачем ты воспротивился? – опять обратилась бабушка к генералу. (А ты, батюшка, ступай, придешь, когда позовут, – обратилась она тоже и к обер-кельнеру, – нечего разиня-то рот стоять. Терпеть не могу эту харю нюрнбергскую!) – Тот откланялся и вышел, конечно, не поняв комплимента бабушки.

– Помилуйте, тетушка, разве дуэли возможны? – отвечал с усмешкой генерал.

– А почему невозможны? Мужчины все петухи; вот бы и дрались. Колпаки вы все, как я вижу, не умеете отечества своего поддержать. Ну, подымите! Потапыч, распорядись, чтоб всегда были готовы два носильщика, найми и уговорись. Больше двух не надо. Носить приходится только по лестницам, а по гладкому, по улице – катить, так и расскажи; да заплати еще им вперед, почтительнее будут. Ты же сам будь всегда при мне, а ты, Алексей Иванович, мне этого барона покажи на гулянье: какой такой фон-барон, хоть бы поглядеть на него. Ну, где же эта рулетка?

Я объяснил, что рулетки расположены в воксале, в залах. Затем последовали вопросы: много ли их? много ль играют? целый ли день играют? как устроены? Я отвечал, наконец, что всего лучше осмотреть это собственными глазами, а что так описывать довольно трудно.