Джейн Остин - Нортенгерское аббатство (сборник)

Так вдохновенно Кэтрин ожидала удовольствий, предстоявших ей на Милсом-стрит, что разочарованье было неминуемо; и вот, хотя ее крайне вежливо принял генерал Тилни и ласково приветствовала его дочь, хотя Генри был дома, а более никого, по возвращеньи Кэтрин, не потратив многих часов на исследованье своих чувств, уразумела, что устремлялась в гости, предвкушая счастье, коего визит не даровал. Взамен упроченья знакомства с юной г-жою Тилни на протяженьи дня Кэтрин едва ли была с нею близка, как прежде; взамен явленья Генри Тилни с наилучшей стороны в непринужденности семейного круга, был он как никогда немногословен и на редкость малоприятен; и невзирая на великую любезность их отца – невзирая на его благодарности, приглашенья и комплименты, – Кэтрин бежала от него с облегченьем. Сего она объяснить не могла. Невозможно, чтобы виновен был генерал Тилни. Не приходилось сомневаться, что он совершенно приятный и добродушный, решительно очаровательнейший человек, ибо он был высок, красив и приходился Генри отцом. Он не мог быть в ответе за унынье своих детей или же унынье ее души в его обществе. Первое, в конце концов понадеялась Кэтрин, могло быть случайным, а последнее она могла приписать лишь собственной глупости. Изабелла, выслушав подробности визита, дала иное изъясненье. Сие сплошь гордость, гордость, непереносимое высокомерье и гордость! Она давно подозревала, что семейство это чересчур о себе возомнило, – и вот доказательство. О нахальстве, подобном таковому юной г-жи Тилни, Изабелла в жизни не слыхала! Не выполнить обязанностей хозяйки, не явить обычное хорошее воспитанье! Столь надменно вести себя с гостьей! Едва ли с ней вообще беседовать!

– Но, Изабелла, все было не настолько плохо; никакой надменности; она была очень любезна.

– Ах! Не защищай ее! Да еще брат – он, кто, казалось, так к тебе привязан! Боже всемогущий! Что ж, есть люди, чьих чувств нам не постичь. И что, за весь день он едва ли на тебя взглянул?

– Я этого не говорила; но он, кажется, был подавлен.

– О, презренный! Более всего на свете мне отвратительно непостоянство. Молю тебя, драгоценная моя Кэтрин, не думай более о нем; он поистине тебя недостоин.

– Недостоин! Вряд ли он вообще думает обо мне.

– Я о том и говорю; он никогда о тебе не думает. Какая переменчивость! Ах! Как отличается сие от твоего брата и от моего! Я совершенно уверена, что сердце Джона крайне постоянно.

– Что же до генерала Тилни, уверяю тебя, невозможно было вести себя любезнее и внимательнее; его только и заботило, достаточно ли мне весело и вполне ли я счастлива.

– Ах! О нем я ничего дурного не знаю; его не заподозришь в гордости. Мне представляется, он весьма благородный господин. Джон отзывается о нем очень хорошо, а сужденья Джона…

– В общем, я погляжу, как они станут поступать вечером; мы с ними встретимся в залах.

– И мне следует идти?

– А ты не собиралась? Я думала, все уговорено.

– Ну, раз ты так настаиваешь, я ни в чем не могу тебе отказать. Но не требуй, чтобы я была уж очень приятна, ибо сердце мое, знаешь ли, пребывает милях в сорока отсюда. Что касается танцев, умоляю, даже не поминай; о сем не может быть и речи. Надо полагать, Чарлз Ходжес замучает меня до смерти; но я его быстро отошью. Десять к одному, что он угадает причину, а именно сего я желала бы избежать, посему буду настаивать, чтобы он держал свои догадки при себе.

Что бы ни думала Изабелла о семействе Тилни, на подругу ее сие не подействовало; та не усомнилась, что манеры брата, а равно сестры дерзкими не были, и не сочла, что в сердцах обоих гнездится гордость. Вечер сию уверенность вознаградил; сестра встретила ее с прежней добротою, а брат – с прежним вниманьем: юная г-жа Тилни старалась быть подле Кэтрин, а Генри пригласил юную деву танцевать.

Накануне услышав на Милсом-стрит, что всякий час ожидается приезд их брата капитана Тилни, Кэтрин мгновенно расчислила имя весьма светского молодого красавца, кой прежде ей не встречался и явно принадлежал к их группе. Кэтрин взирала на него в великом восхищеньи и допустила даже, что некоторые сочтут его красивее брата, хотя, с ее точки зренья, капитан Тилни держался высокомернее, а внешность его менее к себе располагала. Манерами и вкусом он, несомненно, брату уступал; ибо Кэтрин слышала, как капитан не только отверг одну мысль потанцевать, но в голос высмеял Генри, ибо тот почитал сие времяпрепровожденье возможным. Сие последнее обстоятельство подсказывает, что, каково бы ни было о сем господине мнение героини, его восхищенье ею оказалось не слишком опасного свойства – не из тех, что чреваты враждою меж братьями или гоненьями на даму. Он не мог быть нанимателем трех головорезов в плащах – головорезов, что впоследствии втолкнут юную деву в карету, запряженную четверкой, коя с невероятной скоростью помчится прочь. Кэтрин тем временем, не тревожась предчувствием подобной или какой бы то ни было беды, за вычетом малочисленности танцующих пар, привычно блаженствовала в обществе Генри Тилни, со сверкающим взором слушая все, что он говорил, и, полагая его неотразимым, становилась неотразимою сама.