Даниил Мордовцев - Говор камней. Ирод (сборник)

В то время как фараон Себекхотеп находился со своим двором в гостях у бога Сухоса и когда юные царевны Ануктата и Уугету приносили ему в жертву молоденьких барашков и голубей, в Крокодилополис прибыл из Верхнего Египта, из Нубии, вызванный по делам службы молодой сановник Ран-Сенеб, главный начальник крепости Сохем-Хакаура. Кроме начальствования над крепостью этот красивый, загорелый, как эфиоп, египтянин заведовал знаменитым «ниломером», устроенным лет за двести до Себекхотепа, по повелению упомянутого выше фараона XII династии, мудрого Аменемхата III, которому, как я уже сказал, принадлежит сооружение прославленного историками в числе чудес света Меридова озера.

В наше время, как известно, в век телеграфов, о поднятии вод в верховьях Нила телеграф дает знать в Каир из Хартума, из Нубии, для того, чтобы в древней столице хедивов, жалких наследников фараонов, могли быть заранее приняты меры, смотря по силе наводнения, к отводу излишних вод в каналы и другие гидравлические приспособления и чтобы заранее могла быть оценена сила наводнения – в целях фискальных, то есть какие подати на данный бюджетный год налагать на шею бедных феллахов, прямых потомков строителей пирамид и Меридова озера. Тогда же, когда юные царевны Анук-тата и Уугету своими хорошенькими ручками бросали в пасть бога-крокодила молоденьких барашков и голубей, при подъеме вод Нила от «ниломера», из крепости Сохем-Хакаура, летели в Мемфис гонцы, загоняя в бешеной скачке от поста до поста сотни бедных лошадей.

И вот когда последний гонец привез Себекхотепу известие, что Нил, поднявшись у «ниломера» на столько-то локтей, «задумался» и больше не поднимается, то вызван был в Мемфис сам начальник «ниломера», красивый и загорелый Ран-Сенеб, который и застал фараона в «городе крокодилов», у Меридова озера.

Но я не намерен надоедать читателю государственными делами фараона Себекхотепа III, а расскажу только о том, какие последствия имел в судьбе хорошеньких царевен Анук-тата и Уугету приезд ко двору их царственного отца загорелого Ран-Сенеба. Скажу только, что он так хорошо зарекомендовал себя перед фараоном своими государственными мероприятиями, что Себекхотеп вознамерился вознаградить его по-царски: он обещал выдать за него одну из своих любимых дочерей, и пусть только бог Горус и богиня Гатор, покровительница любви, подскажут пылкому сердцу загорелого Ран-Сенеба которая из царевен ему милее: Анук-тата или Уугету.

Хотя это решение до поры до времени оставалось в тайне для юных царевен, но они женским чутьем угадали, что их ждет что-то очень-очень хорошее, и добились-таки того, что добрая мать выдала своим девочкам, этим распускающимся «цветкам лотоса», тайну их отца и загорелого Ран-Сенеба. А девочки были не глупые: они давно заглядывались на загорелого «Горуса из Нубии», как они его про себя называли. Распустившиеся «цветочки лотоса» жаждали уже любви.

И вот юные царевны стали усердно приносить жертвы уже не крокодилу, а богу Горусу (греко-римский Феб-Аполлон, так как все божества классического мира заимствованы из Египта). Они заказали даже придворному каменщику-скульптору изобразить их на стене храма в том виде, в каком изображения их и Горуса мы видим на стеле в Лувре: царевны приносят жертву богу оплодотворения – «sous la forme ithyphallique». Это был высший акт богопочитания. Заказанная юными поклонницами стела пережила, таким образом, более пяти тысячелетий и только в нынешнем столетии найдена среди засыпанных песками Сахары развалин «города крокодилов», когда от прекрасных египтянок не осталось и пепла. Нет! – я не то сказал, – от одной из них сохранилась целая мумия, о чем я скажу ниже.

Как бы то ни было, но Горус услышал молитву только одной из сестер – младшей, Уугету, которой тогда исполнилось тринадцать лет. Жертва же старшей – Анук-тата, которой только что минуло четырнадцать лет, была отвергнута богом. Загорелый Ран-Сенеб объявил Себекхотепу, что богиня Гатор сложила в его сердце нежный, прекрасный цветок лотоса в виде маленькой, с глазками газели Уугету.

Известие об этом повергло в глубочайшее отчаяние бедненькую Анук-тата. Она приняла это как знамение того, что она отвергнута богами, что над нею тяготеет проклятие подземных сил. Ей казалось, что для нее уже нет жизни на земле, когда сами боги отвернулись от несчастной. Ее юная головка не могла сообразить, что Ран-Сенебу нельзя же было взять за себя разом обеих сестер. Но почему он взял младшую, а не ее? Зачем рука его потянулась за «цветком лотоса», который отстоял от него дальше, чем другой? В этом – предопределение богов: она, Анук-тата, отвергнута, опозорена. Все так поймут. Как же она явится завтра на глаза жрецов, двора, эрисов? Она должна уйти от человеческих глаз, скрыться в мрачной пустыне, где бродят голодные шакалы, где безжалостный подземный бог, Сет, стережет свои жертвы.