Защищаться и позвать на помощь не было никакой возможности. Связав мне руки и ноги, меня бережно посадили в сторонку, на шкафуте. По всей вероятности, я был обязан жизнью Спичке, желавшему сохранить меня как невольника. С этого момента Спичка преобразился, не осталось и следа его обычного тупоумия. Он сделался главным распорядителем и душой всех действий своих сообщников. Будучи безмолвным свидетелем всего, что происходило передо мной, я почувствовал, в каком ужасном положении мы оказались. Меня мучил стыд, что все произошло во время моей вахты, по моей собственной вине.
Первым делом меня обезоружили. Затем Водолаз, взяв фонарь, зажег его и приподнял. Получив немедленно ответ на данный сигнал, он потушил фонарь и стал в ожидании расхаживать по палубе.
Через несколько минут начали вскарабкиваться на судно зловещие лица, которых я насчитал до тридцати человек. Приступ велся с такой осторожностью, что я их заметил лишь тогда, когда они очутились около меня. Все они были вооружены, только у немногих имелись ружья; большая же часть из них запаслась топорами и луками со стрелами. У каждого был нож, а у некоторых томагавки. К моему отчаянию, я увидел, как четверо дикарей бросились к лестницам, ведущим вниз, и захлопнули выходы, единственные, через которые наш экипаж мог подняться на палубу.
Я невыразимо страдал от кляпа и веревок, стягивавших все мои члены. Но я забывал о своей боли, думая о том, что произойдет.
Как только все дикари взобрались на борт, Спичка принялся командовать ими. Этот идиот выказал в своих распоряжениях удивительную ловкость и сообразительность.
Сначала он их попрятал по углам, так чтобы вошедший случайно на палубу не мог бы догадаться ни о чем. Затем воцарилась мертвая тишина. Я даже закрыл глаза от страха, пробуя молиться.
– Эй, кто там на баке? – раздался голос капитана.
Я отдал бы все на свете, чтобы предупредить его об опасности, но был не в силах сделать этого. Я только простонал, и, кажется, капитан услышал меня, так как, выйдя из своей каюты, он обратился ко мне:
– Господин Веллингфорд, да где же вы?
Без шляпы и не совсем одетый, он просто вышел посмотреть, все ли благополучно. И сейчас я не могу вспомнить без содрогания о том ударе, который обрушился на его обнаженную голову.
Бык и тот от такого удара свалился бы; конечно, капитан не выдержал. Дикари придержали его, чтобы падающее тело не наделало шуму, затем бросили в воду, которая тут же поглотила его.
Так погиб капитан Вильямс, добрый и честный человек и в то же время прекрасный моряк!
Покончив с капитаном, дикари принялись за закупорку выходов; таким образом, весь экипаж был у них в плену.
Тогда они подошли ко мне, развязали все веревки, стягивающие меня, и сняли кляп, затем повели меня к задней лестнице и знаками дали понять, что я мог разговаривать с товарищами, сидящими внизу. Спичка продолжал всем руководить. Я сообразил, что получил пощаду благодаря ему; но по каким мотивам? – это для меня оставалось загадкой.
– Господин Мрамор! – закричал я громким голосом.
– Да, да. А это вы, мистер Милс?
– Да, я. Будьте осторожны, господин Мрамор. Дикари хозяйничают у нас на палубе, я их пленник. Они все здесь, стерегут выходы.
Внизу послышался свист, который объяснялся беспокойством, овладевшим командой.
Я решил говорить правду, несмотря на то что рисковал быть понятым дикарями. Я не сомневался в том, что многим из них был знаком английский язык.
– Капитана Вильямса нет с нами, – начал Мрамор. – Не знаете ли, где он?
– Увы! Он уже более не в силах оказать услуги никому из нас.
– Да что с ним? – вне себя от волнения вскричал Мрамор. – Говорите скорее.
– Ему размозжили голову дубиной и выбросили за борт.
За моими словами последовало тяжелое молчание, длившееся с минуту.
– Значит, теперь я должен решать, что предпринять. Милс, вы свободны? Можете ли вы сказать, что вы думаете?
– Меня теперь держат два дикаря. Но они дают мне разговаривать, хотя я боюсь, что некоторые из них понимают нас.
Опять настало молчание; должно быть, внизу советовались, как быть.
– Слушайте, Милс; мы друг друга знаем хорошо; будем говорить обиняками, авось дикари не поймут нас. Сколько вам лет там наверху, на палубе?
– Около тридцати, господин Мрамор. И лета все здоровые.
– Снабжены ли они серой и пилюлями, или же у них только детские игрушки, которыми забавляются наши дети?
– Первого сорта, пожалуй, наберется с полдюжины, порядочно второго сорта, но зато много острого железа.
Читать дальше