Мария Корелли - Варавва. В кругу Иисуса Христа (сборник)

Крики толпы возобновились с еще большей яростью:

– Распни Его!

Далеко, в самых последних рядах, выделялся женский голос, серебристый и звонкий. Этот сильный, красивый звук еще больше подстегнул азарт разъяренных людей. Поднялась суматоха. Крик, вой, свист.

Пилат сердито и повелительно встал и повернулся к народу. Когда он поднял руку, гул понемногу смягчился, постепенно замирая. Но прежде чем воцарилась полная тишина, тот самый юный, сладкий, мелодичный голос, теперь с веселой ноткой прозвенел еще раз:

– Распни! Распни Его!

Задорный смех горячей волной окатил сердце Вараввы: его он слышал раньше, при других обстоятельствах…

– Скажите, какое зло Он совершил?

Вопрос прокуратора и реакция на него толпы отвлекли Варавву от приятных воспоминаний.

Стены судилища затряслись от страшного воя, насмешек, громового, звериного бешенства. Мужчины, женщины, дети – все принимали участие в этом хоре. К ним присоединились первосвященники, старейшины и расположившиеся прямо на полу писцы.

Пилат резко повернулся и, сдвинув брови, окинул грозным взглядом высокий суд. Первосвященник Каиафа, встретив этот взгляд, слащаво улыбнулся и мягко сказал, как бы делая приятное предложение:

– Распни Его!

– Действительно, хорошо бы Его казнить, – пробормотал Анна, толстый родственник Каиафы, исподлобья глядя на Пилата. – Почтенный правитель будто колеблется. Но ведь этот изменник – далеко не друг цезаря.

Пилат не удостоил их ответом.

Он сел в свое кресло и стал пристально смотреть на Обвиняемого.

Какое зло Он совершил? Правильнее было бы спросить: какое зло Он мог совершить? Разве был хоть малейший признак греховности на этом открытом, красивом и мудром челе? Благородство и правда запечатлелись в каждой черте молчаливого Узника. Кроме того, в Нем было нечто такое, что страшило Пилата, что-то не выговоренное, но бесспорно существующее – чрезвычайное величие, казалось, Его окружало и от Него исходило. И это тем более пугало, потому что было глубоко скрыто.

Пока взволнованный правитель изучал спокойную, величественную осанку Загадочного Обвиняемого, размышляя над тем, как лучше поступить, Варавва также пристально смотрел на Него, все более чувствуя удивительное, волшебное очарование Человека, Которого народ хотел убить.

Любопытство придало Варавве храбрости, и он спросил одного из солдат:

– Скажи, пожалуйста, кто этот пленный Царь?

– Царь? – солдат захохотал. – Да, Ом называет Себя Царем иудеев и за эту шутку поплатится жизнью… На самом деле Он сын столяра. Он поднял бунт и убеждал народ не подчиняться закону. Кроме того, он вращается в среде закоренелых мошенников, воров, мытарей и грешников… Обладает искусством колдовства… Люди говорят, что Он может внезапно исчезнуть в тот момент, когда Его ищут. Но вчера Он даже не пытался скрыться. Его без труда схватили около Гефсимании. Один из Его учеников помог нам. Один говорят, Назорей сумасшедший, другие – одержим дьяволом. Но как бы то ни было, Он сегодня умрет!

Варавва слушал, не веря. Этот царствен. Человек – сын простого столяра?! Нет, это невозможно! Ему вдруг вспомнилось, что еще до его заключения ходили странные слухи, что некий Иисус творил чудеса, лечил больных и калек, возвращал зрение слепым, проповедовал бедным. Утверждали даже, что какого-то Лазаря, умершего и похороненного, Он спустя три дня воскресил из мертвых. Но эти слухи опровергали фарисеи и книжники, заявляя, что чернь невежественна и суеверна, а Он, умея лечить тяжелые болезни, пользовался огромным влиянием среди народа в Своих целях.

Варавва не мог припомнить всего, что рассказывали об Иисусе. Полтора года, проведенные в тюрьме, многое изгладили из памяти, тем более, что в своем жалком состоянии узник думал только о собственном несчастье и представлял образ любимой. Теперь же он не мог думать ни о чем другом, кроме как о судьбе Того, с Кого не сводил глаз. И пока Варавва так пристально вглядывался, ему показалось, что зал суда вдруг расширился и наполнился ярким, ослепительным сиянием, которое исходило от фигуры Иисуса. Крик изумления вырвался из груди Вараввы.

– Нет, нет! – забормотал он. – Вы не можете, не смеете распять Его! Он – Дух! Такого человека не может быть. Он – Бог!

Один из солдат больно ударил его по губам.

– Молчи, дурак!

Пытаясь скованными руками стереть хлынувшую кровь, Варавва вдруг почувствовал, что Иисус смотрит на него. Прежде никто не одаривал Варавву таким взглядом – жалость и нежность были в нем. Он всем телом подался вперед, чтобы быть ближе к Тому, Кто так необыкновенно мог смотреть на людей. Ему хотелось броситься к ногам этого нового Друга, чтобы своей грубой, животной силой защитить Его ото всех! Но частокол обнаженных конин не позволял и надеяться на подобное.